«Если начнут царевым именем насильничать — не дамся,— думал Санька, слушая монаха.— Все одно умирать, лучше в схватке сгину, а не дамся».
— А меж тем,—продолжал монах,— кругом живет великое множество людей во тьме, и не знают, куда идут. И ты, раб божий Александр, живешь среди них со светильником веры православной, но светильник сей тобою потушен. Умно ли сие? Не умно и преступно. Много лет провел ты здесь, но не токмо человекам, а и себе пользы не принес. И пришли мы на подвиг святой тебя звать.
У Саньки сразу отлегло от сердца. Спросил робко:
— Откуда, отче, знаешь имя и прегрешения мои? Место скита моего никому неведомо, кто указал путь тебе?
— От людей скроешься, от всевышнего—нет.
— Я рад вашему приходу, отче. Сам скитской жизнью давно недоволен.
— Покажи обиталище твое и земли, окрест раскинутые. Веди.
— Сказано: дьяк, гусино перышко, мудрая голова!—воскликнул рыжий, когда Санька с черным монахом ушли.— Охмурит он твоего братца, право слово, охмурит.
— Он разве не служитель божий?— спросила Ирина.
— Сказано: дьяк земской, а чешет языком во сто крат бойчее духовного,— поддергивая штаны, молвил в ответ рыжий.— А у тебя, девка, во рту ополоснуть нет ли чего?—и подмигнул.— Пока этого сатаны нет, пропади он пропадом!
Ирина по сизому носу догадалась, что рыжий привержен к хмельному, и ответила:
— Я мигом за чистой водичкой сбегаю.
— Сказано: и превратил спаситель воду в вино и един хлеб в пять тысяч хлебов и накормил и напоил превеликое множество народу. А ты сие сделать сможешь ли?
— Во ските... вино... откуда?—пролепетала Ирина.
— Сказано—не лги!—смеясь крикнул рыжий.—Ибо чую носом хмельное со первого шага в твою обитель...
— Боже мой! Так это мед неубереженный скисся и бродит. Вылить еще я не успела, прости, отче.
— Да ты с ума сошла, пропади ты пропадом. Вылить! Сказано— тащи сюда.
Ирина выскочила в придел и скоро поставила на стол большой ушатец с медовой брагой.
— Ой, ковшичек забыла,— и убежала обратно.
— Пропади он пропадом — ковшик,— монах махнул рукой. А когда Ирина вернулась с ковшиком, он уже, припав к ушату, пил брагу через край.
— Вот теперь слава богу! Вот теперь Ешка-Кугу тоя жив. Это меня, красавица, Ешкой зовут, потому — Ефим! А Кугу тоя — это, пропади они пропадом, черемисы меня назвали, потому как большая палка. Ходим мы из нашего монастыря по черемисским краям — язычников к православной вере приобщаем... С палкой это дело поспособнее выходит. Ну, и сказано: Кугу тоя — сиречь Большая палка.— Ешка захмелел заметно и, подсев к Ирине, проговорил:— А этот сатана дьяк Шигонька, пропади он пропадом, лукавец, не приведи бог. Вот он говорит...— Ешка подошел к ушату еще раз, снова пососал бражку через край и продолжал:—Вот он говорит: господь послал его к вам и место ваше указал. Сказано— лукавец. И совсем не господь бог послал его сюда, а один нагорный черемисин.— Ешка поманил пальцем Ирину и добавил:— Л Шигонька сам, как и вы, из Москвы беглый. Говорят, у царицы Глены Васильевны думным дьяком был. Голова! Одначе провинился! И матушка-царица указ —думному дьяку Шигоньке голову долой. А митрополит Даниил, пропади он пропадом, и говорит
Шигоньке: беги в черемисские леса, приведи в православную веру четыре... нет, сорок тыщ язычников, и тогда выпрошу у матушки-царицы тебе прощение. Вот он и прибег. Думал, раз-два — и сорок тыщ язычников окрестил. Ан не тут-то было. Я десять лет обращаю черемисов в истинную веру и, знаешь, сколько обратил? Двенадцать душ! А тут надо сорок тыщ. Вот он и хочет Саньку твоего послать к черемисам. Затем н пришел. Сказано: пропади он пропадом.
— Ты про нагорного черемисина говорил,— с волнением спросила Ирина,— откуда он про нас знает?
— Этот Шигонька в сих местах не первый раз шатается. Сказано: в молодости тут бывал, жил у одного черемисина в дому. Потом, уж я не ведаю как, сын того хозяина попал в Москву, служил там государю, сейчас владеет землями отца — умница, пропади он пропадом. Ну, Шигонька сразу к нему. Ударил челом: позволь, мол, на твоей земле часовенку поставить али церквушку. И тот горный князь не токмо позволил, но и первый в ней окрестился. А Шигоньке говорит. «Я-де тебе услужил, а теперь ты мне услужи. Сходи, говорит, в Разнежье, в монастырь, узнай, не живет ли там Санька-стольник. Найди и приведи его ко мне. Шигонька круть-верть, а отплатить добром надобно. Ну и пошел в обитель. Позвали к нему меня, потому как я один про ваш скит знал, где он и как. «Может, поведешь?»—спросил меня игумен. А я молитвы читать не больно горазд, на вольное житье меня давно тянуло, вот мы и пошли к вам.
