Для бедного, Аказ, и ржавая таньга — польза,— крикнул Атлаш, но Аказ не слушал его, продолжал:
Вы что, не знаете Мырзаная? Вы поползли к его ногам на четвереньках, теперь ему ничего не стоит поднять ногу и переломим. каждому хребет. Сейчас он вас придавит. Пока не поздно — встаньте! Распрямитесь!
И люди стали подниматься. Они начали бросать деньги на траву, одни— открыто, другие—незаметно разжимая кулаки.
— Ты, Мырзанай, хочешь управлять людьми, над которыми насмехаешься. Если хочешь помочь им — помоги честно, а не бросая милостыню. Ведь своим богатством ты им обязан!
— Это почему же?
— А разве не у них ты скупаешь за бесценок шкуры и втридорога сбываешь в Казани? Тряхни мошной, там немало золота, нажитого за счет других.
— Не верьте ему, люди!— крикнул Атлаш.
— Молчи, Атлаш. Если бы не мой отец, вы с Мырзанаем давно бы запродали наш край Казани. Смотрите, люди, они привезли вам бейскую саблю, они хотят, чтоб наш лужавуй стал беем. Не будет этого! Мы Казани не подданные, мы своей землей управляем сами.
Атлаш выскочил вперед и прокричал в лицо Аказу:
— Ты другим упреки не бросай, ты за свои проступки ответь, за вину отца твоего ответь. За убитых людей, за сгоревшие жилища.
— Отвечу! Если нужно — жизнью.
— За сто смертей — не мало ли? Когда бы твой отец и ты слушались старейшин, нас слушались...
— Уж не тебя ли, Мырзанай? Ты прихвостень мурзы, и это все знают.
— Да как ты смеешь?!
— Смею. Скажите, кто направил нож мурзы в грудь моего отца? Ты, Ятман? А может, ты, Токмолай? Или ты, Япык?
— Я и на свадьбе не был...
— Вот-вот... А что я говорил? Надо было встретить волка на дороге, и мы прогнали бы его. Не ты ли, Аптулат, сказал, что свадьбу прерывать нельзя?
— Не я сказал. Обычай так велит.
— Обычай? Он нам помог? Спокон веков земля, леса и реки принадлежали нам. Так почему мы, как трусливые зайцы, дрожим на своей земле? Потому, что вас заставляют ползать на коленях такие, как Мырзанай и Атлаш.
— Правду говорит Аказ!—крикнул Сарвай.
— Верно!
— Но если бы трусливый волк Кучак знал, что за кровь ему отплатят кровью, разве он посмел бы пытать наше терпенье столько лет?
— Что, сынок, нам делать?—спросил Эшпай.
— Пусть будет у нас смелый лужавуй, а не прихвостень мурзы. Я кончил. Решайте, люди.
— Главе лужая нужна мудрость, а не смелость,— заговорил Токмолай.— И ты, сынок, неправ.
— А это есть у Аказа?—спросил Атлаш.— Он безрассудный ..
Безрассуден тот, кто веру в свой народ потерял,— возразил Яшмпй—Тебе, Мырзанай, люди не верят. Аказ, конечно, молод, он горяч, но смел и честен. А мудрость придет. Отдадим тамгу Лишу и, чтобы все было по справедливости, пусть все, кто хочет |у ни»уем Мырзаная, встанут справа, все, кто верит Аказу, ста' муI слева.
Толпа загудела, зашевелилась. Кто-то группами подходил к Дюну, кто-то перебегал на сторону Мырзаная. Но многие стояли в нерешительности и смотрели на своих старейшин. И Мырзанай понимал, что все дело решат старики.
Эшпай и Сарвай сразу стали на сторону Аказа. За ними — люди их родов. Затем Аптулат вышел на середину, сказал:
Мы прожили свое. Нам, старики, надо о молодых думать. Им идти дорогой жизни, а под ханским сапогом — смерть,— и Перешел на сторону Аказа. За Аптулатом влево двинулись Уран- лмй, Токмолай и Ятман.
Гиал и Япык остались около Мырзаная, Атлаш от него и не отходил. Но стало ясно: народ захотел поставить Большим лужавуем Аказа.
Вдруг все увидели старика в лохмотьях. Лицо его было в спичках и кровоподтеках, в волосах — сухая трава и листья. Немногие узнали в нем Боранчея. Глаза его были безумны, он подошел и Мныку, оскалил зубы в дикой улыбке, проговорил, выставляя вперед костлявую руку:
Ты слышишь, как зазвенели гусли? Там поют. Там свадьба там дочь моя... А-а, вот она, сюда пришла. Я ждал тебя, Эрви... Иди скорей ко мне... дай обниму... Прижму к своей груди.—Старик направился к девушке в ярком белом наряде, она испуганно скрылась в толпе.— Куда же ты? Нет, это не она... Вновь чужая,— он заметался подбегая то к одной, то к другой девушке.—О, зачем вы прячете ее. Отдайте мою Эрви!
