Мать, поглядев на него, сразу определила:
- Уже причастился.
- Сто грамм с прицепом, - доложил отец. "Прицеп" - это кружка пива.
- Уже средь бела дня потребляешь.
- Друзья, мать, по ночам не встречаются, а тут на Любинский вышел, глядь - Витька Константинов.
- Друг друга с утра ищете, а выходит - случайно. Это у него, Андрюша, называется - променад, выражение такое.
- Андрюха, пойдем в залу, я тебе последний "космос" покажу, - позвал отец. Он коллекционирует марки по космонавтике и считает свою коллекцию самой полной в городе.
Они ушли в "залу", к старому дубовому шкафу, заполненному кляссерами, коробками, альбомами с монетами. Шкаф запирается на замок, который гвоздем не откроешь, Андрей это знает с детства. Поскольку матери запрещено "совать нос" в секретный шкаф, в нем на всякий случай хранится поллитровка, почему-то всегда початая, и граненый стаканчик. Отец для маскировки достал кляссер, открыл его, потом откупорил бутылку, налил стаканчик, подал сыну.
- Сейчас обедать будем, к чему такая таинственность? - удивился Андрей.
- Поминки, - объявил отец и пояснил: - Продал полтинники и рубли.
- Но зачем? Это же твоя коллекция!
- Ерунда, полтинники ушли оптом, а рубли - поштучно, и в хорошие руки. - отец говорил о коллекции, как о живой.
- И ради чего? - снова спросил Андрей.
- Вижу - у тебя дела неважные, приехал за помощью, а попросить не решаешься.
- Но с чего ты взял, что у меня неважные дела? Мне что, на хлеб не хватает, на одежду, на жизнь?
- Я всю жизнь жил так, чтоб на нее хватало, в завтрашний день заглядывал, как ребенок - в запертый буфет со сластями, монеты, марки покупал тайком от матери. Бывало, выпью сто грамм, а куража делаю на поллитру, чтоб мать думала, будто я из загула. Пьянку она прощала, а то, что деньги трачу на дурь, то есть на марки, не простила бы. И хотел я, чтоб хоть вы жили без оглядки на этот завтрашний день, будь он неладен, чтоб не шарили в бумажнике монетки, хватит ли их на хлеб, если выпьешь рюмку водки или купишь редкую марку. Ты зажил, как хотелось жить мне, и слава Богу. И хочу, чтоб ты всегда так жил. Тут полторы тысячи. Отец вытащил из кармана пачку долларов. - спрячь, чтоб мать не увидела. Видишь, в семье живу как шпион, без доверия.
- А я думал, что у вас в этом плане полный ажур.
- Полный ажур бывает только в гробу. Шутка.
- Ну и шутки у тебя!
Андрей хотел признаться, что приехал домой не за такой помощью, что он решил жить здесь, в этом городе, в этой квартире, вернуться на завод, быть поближе к сыну, но промолчал: отец все равно не поймет. Он хочет видеть своего сына богатым, удачливым, не имея представления о том, чем за это расплачиваются. Андрей же этого ему не расскажет. Выходит, прошлое не принимает его, отторгает как чужого. И потом, он не может отказаться от денег, которые ему вручили на раскрутку мать и отец, хотя денег этих хватит на один вечер в кабаке, если их не пустить в дело. А он обязан их пустить.
- Что ж, - сказал Бусыга, малость подумав, - тогда мне надо завтра же улетать, чтоб делать деньги.
- Ну вот, сразу и уезжать! - возмутился отец. - Побудь еще, мы так за полгода соскучились.
- Это сантименты, папа, а бизнес напрочь их исключает.
На другой день он улетел. В Москве, во Внуково, его встречала лишь удача, она чувствовала вину за недавнее прошлое, за историю с утюгом, и готова была все исправить.
Материалисты утверждают, что нельзя дважды войти в одну реку, дескать, и вода утекла, и поезд ушел, но что нам, наивным идеалистам, делать с нашей памятью, которая ежедневно, ежечасно возвращает нас в прошлое, где наши родители, друзья, где мы сами остались молодыми, счастливыми или несчастными. И сколько бы ни "крутился", ни бедокурил в своей жизни "новый русский" Бусыга, память будет возвращать его, пусть даже после похмелюги, в одну и ту же реку, в прошлое, которое не захотело принять его, клейменного новой жизнью, обратно.
Высказалась
Мой муж окунулся в бизнес, как в дерьмо: стал пить и изменять. Я работала в школе учителем математики, домой приходила поздно и остаток дня проверяла тетрадки, то есть света белого не видела. Из школ тогда началось бегство, зарплату задерживали по полгода, а у нас два математика уехали в Израиль, так что мы с Анастасией Михайловной остались как бы на передовой, каждая на трех ставках. Тут еще рынок в раж вошел, и вся наша преподавательская и воспитательная работа - псу под хвост, в телевизорах замелькали миллионеры, политики, проститутки, воры, а дети всегда ищут идеалов, им надо кому-то подражать. Раньше они хотели стать космонавтами, учеными, артистами, а теперь всем захотелось денег и денег. Бог с ними, с перегрузками, но когда ты внушаешь ученикам, что главное в жизни чистая совесть, а с голубого экрана талдычат: нет - деньги, совесть - это пристанище неудачников, - хочется бросить все и поселиться там, где нет ни радио, ни телевидения, ни денег, а лишь тайга и Бог. Ну, как Лыковы. Так вот, пока я совершала свой педагогический подвиг, моя дочь Олюшка жила у мамы до тех пор, пока мама однажды не привела ее в школу.
