- Это была постановка на русском языке?
- Нет, на французском.
- А что, Янковский хорошо говорит по-французски?
- Не думаю.
- Что же он там делал?
- Вот и для меня это остается неразрешимой загадкой. Но я так радовался, что его пригласили во Францию.
- А были в истории "Ленкома" какие-то кризисные внутренние моменты?
- Вы знаете, они в основном были связаны с отношениями с властью, когда меня вызывали на всякие горкомы. Ерунда всякая - за пропаганду рок-музыки, за ошибки в формировании репертуара.
- Какой же это кризис? Это, наоборот, должно бодрить. Я имею в виду внутренний кризис, какой был у Эфроса со своими же собственными артистами, с которыми он сделал лучшие свои спектакли. Или у Станиславского с артистами МХАТа на определенном этапе.
- Кризис с артистами? Даже не знаю...
- Неужели ни разу ни Чурикова, ни Караченцов, ни Абдулов не пришли к вам и не сказали: что-то мы не так делаем?
- Я боюсь, что, ответив на ваш вопрос, я угожу в "светскую хронику". Конечно, у нас всякое бывает. Но я предпочитаю, чтобы это оставалось тайной. Это и должно оставаться тайной.
- Это оставляют тайной, а иногда не оставляют. Иначе не было бы "Театрального романа" Булгакова.
- Помните чудесную фразу из Шукшина: и в приступе дурной правды он сказал ему, что его жена живет с агрономом. Зачем же я вам буду про агронома?
- В общем, приступа дурной правды не будет?
- Боже мой, Марина, я же столько вам всего рассказал.
