«Магнус! — голос Пера. — Мы уже с тобой говорили об этом. Цивилизация никогда и не посягала на душу — это обитель Бога. Цивилизация занята эволюцией, наработкой у человека навыков физического обитания в мире — искусство, между прочим, тем более успешное, чем больше укреплена душа человека религией. Цивилизация, конечно, великая захватчица, пожирает на своем пути растительные культуры, но она ведь и отдает диким аборигенам себя… Отставание больших империонов от общего уровня развития на Земле катастрофично, а мы уже подошли к пределам — в технике, в науке, в религии — и завтра надо ожидать, не то что количества, а уже нового качества состояния человека, и что там будут делать эти остатки плаценты от давних родов, эти вот большие и южные разные там империоны и полушары — одному богу известно! Неужели тебе их не жаль? Нет уж! Ты, пожалуйста, не мешай нам их заблаговременно вытаскивать из их так называемых культур… пока, впрочем, у нас есть еще время ими заниматься…»
«Вот именно, Пер, вы подошли к самому своему порогу и к своему итогу, а новое качество будет определять как раз душа человека культурного, и попомни мои слова: Цивилизация не империонов здесь от себя изолирует, а сами вы здесь закрываете себе путь к человеку душевному, который в Большой Империи…»
Мария приготовилась услышать что-то очень важное для себя, но Купо, уже вконец озверевший, выволок ее за ногу из кресла, прижал на полу, придавил и гладил, и терся своим вспучившимся местом. Разумеется, Мария могла дать ему по морде и высвободиться, потому что никто в Империи не осмеливался противоречить ей, даже в горизонтальном положении, но Мария вместо этого только приподнялась на локте и с жалостливостью мамы наблюдала за ним, как за неразумным животным. Движения Купы становились уже конкретнее, основательней и целенаправленней, вот он закатил глаза и стал постанывать, плотней прижавшись к левой Марииной ноге, потом он дрожащей рукой нашарил и ухватил правую, в изнеможении поднес к губам, облепил голень мокрым ртом, содрогнулся и почти сразу обмяк.
Мария осторожно высвободилась.
— Бедные мои. Бедная страна. Все, мой мальчик, успокойся. Мария тебя простила… и никому не расскажет. Пойди, высморкайся, — приговаривала она.
Она вскочила на ноги и оправила платье.
— О, госпожа Мария! — захныкал Купо. — Вы так добры, так справедливы всегда, мы все тут готовы умереть за вас…
— Перестань ныть, — теперь уже в обычной своей бесчувственной манере оборвала его племянница Калиграфка. — Это я забираю…
Она смотала остаток пленки, сняла с магнитофона бобину и напоследок еще раз напомнила о своей угрозе:
— Вылетишь сразу из Заповедника, — и показала многозначительно бобину в руке.
— Ну что вы, госпожа Мария, как можно! Да за вас… — зарычал ревностно Купо.
Но Мария уже выскользнула за дверь и стала теми же коридорчиками, лесенками и поворотиками выбираться из глубины здания в направлении гостиной.
…Пер и Магнус, в замешательстве, обернулись, оборвав разговор на полуслове. Мария быстро прошла к ним от двери и остановилась между их креслами.
— Я немного заставила вас ждать, — сказала она, — но для этого потребовалось известное время.
С этими словами Мария протянула Магнусу магнитофонную пленку, но секрет ее объяснила, почему-то, обернувшись, Перу:
— Вы так увлеклись, что совсем забыли об осторожности. Вот что я хотела вам показать. Во всяком случае, этот ваш разговор я могу вернуть вам обратно.
Магнус принял у нее ее рук бобину и внимательно на нее уставился.
ВТОРОЙ ПРОТОКОЛ
Не успел Пер вернуться в Домик Персонала, и ему сразу пришлось бежать на Станцию. Как доложил Уэлш, Министр Шенк вдруг запросил разговор с секретарем Большого Конгресса.
— Йоцхак уже там, — сказал Дермот.
По дороге Пер размышлял не столько о причине такой спешки Министра, сколько о смысле донесения, которое придется передавать в планирующий офис немедленно. На Станции он сразу прошел в кабинку для прослушивания и, недолго думая, нацепил наушники. На середине какой-то фразы он услышал «голос секретаря»:
«…да, мы уже советовались и решили выделить вам потребительских товаров сколько потребуется.