Подошло время, когда Марию-Антуанетту нужно было оставить в покое. Срок ее беременности подходил к концу, а постоянные размолвки между родными могли только навредить здоровью. Однако королева вовсе не боялась приближающиеся родов. Она вела размеренную и неторопливую жизнь, ложилась в полночь и поднималась в одиннадцать часов утра. Довольствовалась лишь небольшими прогулками по галереям дворца, быстро сбегая по ступенькам. Король буквально источал нежность и любовь. По Версалю ходили грязные слухи относительно отца будущего ребенка. Злые языки утверждали, что им был герцог де Кони, однако королевская семья не обращала внимания на сплетни. Кроме того, дипломатическая победа, которую одержал Людовик XVI, а также его политическая мудрость стали известны всей Европе, что придало скромному и неуверенному в себе королю гордости и решительности, которых он раньше никогда не испытывал. К тому же в скандальном и громком баварском деле он не уступил своей жене, как часто происходило, и это добавило ему уверенности.
В ночь с 18-го на 19-е декабря Мария-Антуанетта почувствовала первые схватки. Тут же разбудили короля, и когда он пришел в покои своей жены, та была еще в своей постели. «Через полчаса ее перенесли на специальную родильную кровать, — записал король в своем дневнике. — Мадам Ламбаль отправилась предупредить королевскую семью, а также принцев и принцесс, которые были в Версале; послали за герцогом Орлеанским, герцогиней Бурбонской, принцессой Конти, они все находились в Сен-Клу. Герцог Шартр, герцог Бурбон и принц Конти были уже в Париже». Согласно обычаю, роды королевы должны были проходить на публике.
Как только новость достигла ушей придворных, «все проснулось и пришло в движение». Принцы и принцессы крови расположились в соседней комнате, а остальные придворные ожидали в зале Геркулеса. Схватки возобновились к восьми часам утра. Мужественная и стойкая королева не издала ни звука. К одиннадцати часам двери, наконец, открыли и «все, кто находился в зале, словно живой поток, ринулись к постели королевы». «Королева родила!» — объявил Вермон. В первые минуты думали, что новорожденный мертв, поскольку он не кричал. Однако вскоре все услышали долгожданный и победный крик. «По обычаю, который установила сама королева, все принялись хлопать в ладоши, что заставило ее подумать, о мальчике. В этот момент она потеряла сознание. Ребенка, сильного и крепкого, унесли в другую комнату, куда проследовал король, и только там все увидели, что это была девочка, после чего придворные тихо удалились, словно чувствуя за собой вину», — рассказывал герцог де Круа.
В то время как маленькую принцессу приводили в порядок, королева чуть было не умерла. Она лежала неподвижно, лишь губы ее иногда вздрагивали. Нужно было срочно делать кровопускание. Вермон закричал, чтобы принесли теплой воды, но было невозможно пройти сквозь толпу в салоне, и тогда он приказал первому хирургу Шавиньяку сделать кровопускание всухую. «Немедленно режьте», — сказал он. Как только вскрыли вену и кровь начала медленно сочиться, королева пришла в себя и акушер закончил обрабатывать роженицу. Когда она узнала, что у нее родилась девочка, она долго не могла успокоиться и горько плакала.
Людовик XVI отправился на мессу сразу после того, как его дочь обмыли и запеленали, и узнал об опасности, грозившей его жене, гораздо позже. Он испытывал новые чувства и невероятное счастье, получив, наконец, ребенка. Малышку принесли матери, та с нежностью взяла ее. Если верить мадам де Кампан, королева сказала: «Сын более принадлежит государству, а не матери. Вы же будете со мной, и мы разделим счастье и горе». Высокопарная речь вовсе не была свойственна королеве, разумеется, здесь мадам де Кампан хорошенько приукрасила, Мария-Антуанетта сказала проще и то, что пришло ей в голову. Конечно же, молодая мать была очень счастлива. Девочку назвали Мария-Терезия.
Ослабленная тяжелыми родами, королева в течение нескольких дней жила в относительном покое. Король не покидал замка. Он приходил к королеве утром, после обеда, иногда оставался на весь вечер, и это не мешало ему навещать несколько раз в день маленькую Марию-Терезию. «Он относился к ней с невероятной нежностью и любовью».
