Мария-Антуанетта - страница 127
Полученная информация вызвала у герцога большое беспокойство. Фавракс был, как ему казалось, готов рассказать обо всем, что знал. Герцог просил разрешения у короля выступить перед Собранием с оправдательной версией. Мы не знаем, что он сказал королю, однако представляется возможным думать, что он рассказывал о плане захвата королевской семьи. Подобный план не мог удивить короля. Разумеется, герцог представил себя защитником Его Величества.
Королева с большим опасением отнеслась к поступку графа Прованского, который мог скомпрометировать королевскую семью, однако герцог действовал с большой ловкостью. Он представил Собранию красноречивый доклад: он узнал Фавракса лишь когда хотел попросить у него заем, который был необходим ему для государственных дел. Что касалось заговора, то он ничего не слышал о нем. Окончил свою речь патриотическими лозунгами. Собрание взорвалось аплодисментами. Никто не подозревал, что эту речь для герцога написал сам Мирабо. Видя в нем лидера, который может вести за собой толпу, в тот же вечер он написал Ламарку, объясняя ему, каким должно быть теперь поведение короля: Людовик XVI обязан утверждать, что возглавляет революционное движение и назначает герцога первым министром. Однако его ждал отказ короля, который действовал под влиянием королевы, а она всегда испытывала недоверие к своему родственнику. Разумеется, Мария-Антуанетта не могла даже представить себе истинных намерений герцога.
Дело Фавракса повлекло за собой настоящий психоз в рядах аристократов. Его обвиняли в контрреволюционном заговоре, имеющем цель убить Балли, Лафайета и Некера. Общественное мнение приписывало этому человеку такую власть и влияние, которых он никогда не имел. Его называли руководителем контрреволюции, он стоял во главе движения, которое должно было убить всех патриотов. «Все слухи, которые существовали в Париже, сводились к одному — вся эта интрига была словно айсберг, большая ее часть была скрыта под водой, и нити управления все равно вели к герцогу», — так писал Дюкенуа.
Этот заговор, в котором королева совершенно не была замешана, разумеется, обернулся против нее. В глазах парижан она хотела скрыть этот преступный план. И доказательством этого стало то, что через несколько дней после казни Фавракса его вдова и сын были приглашены на обед к королю. Этим шагом аристократия хотела преподнести Фавракса, которого повесили 19 февраля, как спасителя короля и тем самым скомпрометировать монархов перед народом. После обеда мадам де Кампан нашла королеву всю в слезах. «Как это ужасно, — говорила та, — когда против тебя люди, которые весь свой талант направляют во зло. Им удалось скомпрометировать меня сразу перед двумя партиями, представив мне вдову и сына Фавракса. […] Роялисты обвиняют меня в том, что я не проявила участия к горю этой семьи, а революционеры — что я старалась понравиться им». Ни на минуту Мария-Антуанетта не задумалась над тем, кто стоял за Фавраксом и каковы были его истинные цели. Для королевской семьи процесс был очень некстати, но крайней мере ничего хорошего от него не приходилось ожидать. Теперь их обвинили в том, что они притворялись, соглашаясь играть в умеренную революцию. 4 февраля Людовик XVI был торжественно принят в Собрании, где объявил, что и он и королева соглашаются с принятием конституции, в которой он представляется главой революции, во благо народа. Что же касалось королевы, все это утро она провела в постели в слезах — это решение пугало ее своей крайностью. Она пригласила к себе Сен-Приста в надежде, что он поддержит ее. Несчастная королева не могла сдержать слез. Однако в Собрании она вела себя с большим достоинством, ей даже аплодировали, но вскоре ее успех был снова омрачен интригами оппозиции Национального собрания.
Мария-Антуанетта с ужасом поняла, что ничего не получит от иностранных монархов. Ответ короля Испании был весьма уклончив, Карл IV отказался выделить Франции кредит. На деле же в Мадриде к Людовику испытывали только презрение. «Если королю Франции нужны средства удержать свою власть, он не может быть монархом», — не без цинизма заявлял Флоридо Бланка.
