К серии вишневецких картин можно добавить еще одну – отсутствующий в экспозиции Исторического музея портрет посла Николая Олесницкого [209]. На этом портрете, тоже происходящем из Вишневецкого замка, имеется подпись на латыни: «Николай Олесницкий, каштелян Малагощекий, великий посол от короля и республики на свадьбу, некогда отпразднованную в Москве, Дмитрия царя московского с Марианной Мнишковной воеводенкой Сандомирской в 1605 году» [210]. В конце добавлено «de 2 v. Gvagninius», что означает отсылку ко второму тому труда известного польского хрониста Александра Гваньини (1538-1614). Вспомним, что и в надписи под картиной, изображающей так называемый «въезд Марины Мнишек в Москву», также имеется ссылка на Гваньини.
В поисках текста, послужившего основой для «коронационной» композиции, можно было бы внимательнее отнестись к этим ссылкам. Полонизированный итальянец Александр Гваньини был автором известного историко-географического сочинения под названием «Описание европейской Сарматии». Писал он об обычаях, нравах и религии Московского государства, но этот труд был издан еще в 1581 году [211]. В новое издание его книги, опубликованное в Кракове на польском языке в 1611 году под названием «Хроника Европейской Сарматии», вошел самый общий рассказ об истории Лжедмитрия I и Марины Мнишек. В этом издании имеются и их портреты (а также портреты Юрия Мнишка и Афанасия Власьева), но все они взяты из брошюр, издававшихся к краковской свадьбе в 1605 году. Александр Гваньини оканчивает описание истории «царя Дмитрия» временем московской катастрофы 1606 года, однако его текст не может считаться основой для сюжета картин из Вишневецкого замка. Отсылка к авторитету Гваньини – лишь «рекомендация» зрителю заглянуть в известную книгу, не более того.
Остается предположить, что основным источником «вишневецких» картин был рассказ посла Николая Олесницкого. В дошедшем до нас «Дневнике» послов Николая Олесницкого и Александра Госевского об их поездке в Московское государство при описании подготовки приезда Марины Мнишек в Москву в 1606 году упоминается о приготовленных для нее шатрах. Однако никаких публичных церемоний до самого въезда Марины Мнишек в Москву не происходило. Возможно, событие, изображенное на картине из Вишневецкого замка, состоялось позднее. В таком случае следует искать продолжение рассказа посла Николая Олесницкого о его пребывании в Московии. Но рукописи, содержащей такой рассказ, увы, нет.
…Мы близко подошли к тому, чтобы разгадать эту загадку. Но пока что вынуждены остановиться – ибо сначала следует рассказать о том, что происходило после отъезда Мнишков из Москвы по заключении мирного договора.
* * *
23 июля (2 августа) 1608 года кортеж польских послов и посланников вместе с несостоявшейся царицей Мариной Мнишек покидал Москву. Приключение, казалось, было закончено, все страхи остались позади. Оставалось только доехать до дома, чтобы утешиться и забыть все, что произошло в ужасной Московии. Так могло видеться дело со стороны. Но в голове сандомирского воеводы Юрия Мнишка, действовавшего заодно с послом Николаем Олесницким (напомним, родственником воеводской жены и дядей Марины Мнишек), вызревал новый план. Вместе они готовы были достигнуть многого.
Сохранился замечательный документ, составленный совместно воеводой Юрием Мнишком и послами Речи Посполитой еще в то время, когда они находились в плену в Москве в мае 1608 года. «Мемориал», адресованный королю Сигизмунду III, представлял из себя целый развернутый меморандум с соображениями о том, как действовать «воскресшему Дмитрию», чтобы на этот раз действительно довести дело до унии двух государств. Из этого документа абсолютно ясно, что Мнишек не просто был намерен оказать поддержку самозванцу, а добивался одобрения своих планов королем. Чувствуется, что у сандомирского воеводы было достаточно времени, чтобы обдумать причины прежней неудачи. В его меморандуме расписано многое – от внедрения в службу принципа личной выслуги до перенесения столицы из Москвы. Воевода предлагал новому самозванцу отказаться (хотя бы на время) от претензий на императорский титул, а также избавиться «от беспрестанных угощений бояр и думных людей», которые принесли столько вреда в майские дни 1606 года, видя в них лишь бессмысленную «трату времени», а может быть, даже и «причину нынешней трагедии». Юрий Мнишек писал об организации новой охраны Дмитрия, о другом порядке ведения дел в канцелярии, вынужденно соглашаясь с употреблением там «народного», а не латинского языка. И почти все статьи «Мемориала», включая посылку «московских молодых людей» для учебы за границу, были пронизаны одной мыслью – устранением всех препятствий для унии с католичеством. Даже само «сохранение царского величества от внезапной смерти» тоже следовало, по мысли сандомирского воеводы и послов, «справедливо приписать молитвам церкви». Королю Сигизмунду III такие мысли не могли не понравиться.
