Марина Мнишек - страница 130
Марина Мнишек вступила с гетманом Жолкевским в личную переписку, использовав повод – отправку в королевский лагерь «для покупки некоторых надобностей» гонца Мартина Плата (не одного ли из спасенных ею «козельских» немцев?). Обращаясь 28 июня 1610 года к гетману Станиславу Жолкевскому, находившемуся в Можайске, с просьбой выдать гонцу проезжий лист, «царица» не преминула написать несколько учтивых фраз: «За сию услугу вашу, вместе с иными, от давнего времени нашему дому оказанными, я буду стараться отблагодарить, прося вам от Господа Бога здоровья и вожделенных утешений». И подписалась: «Доброжелательная царица Марина» [360]. Гонец Марины Мнишек, конечно, должен был не только привезти в Калугу «некоторые надобности», но и рассказать, как его приняли, чтобы было понятно, чего ждать «царю» от появления гетмана поблизости от своей калужской столицы.
Гетман Жолкевский решал в то время военные, а не политические задачи. Он одержал самую важную победу для короля Сигизмунда III, разбив 24 июня (4 июля) 1610 года в битве под Клушином армию царя Василия Шуйского и шведских наемников. Клушинское сражение, как это ни удивительно для русского читателя, до сих пор считается одним из величайших в военной истории Польши [361]. «Грех же ради наших, ничтоже нам успеваше», – горько записал автор «Нового летописца». По его мнению, виноват в поражении был бездарный брат царя Василия Шуйского – боярин князь Дмитрий Иванович Шуйский, оттолкнувший от себя шведских наемников. «Немецкие же люди начаша у него просити найму»; боярин же, вместо того чтобы удовлетворить их требования, решил придержать казну и поплатился за это уходом иноземцев со службы: «Нача у них сроку просить, будто у него денег нет, а у него в те поры денег было, что им дати». Иосиф Будило тоже отметил рознь между русскими и немцами в составе правительственных войск во время битвы под Клушином. В отчете о битве, посланном в королевский обоз, виновным в неуплате денег был назван шведский предводитель наемного войска Якоб Делагарди. Так или иначе, но в итоге, по словам автора «Нового летописца», «литовские люди руских людей побита и в табарах многих людей побиша и живых поимаша» [362].
Среди «литовских людей» были и бывшие тушинцы из полка Александра Зборовского, пришедшие к гетману незадолго до клушинской битвы, когда их, по выражению Самуила Маскевича, «больше не просили». Шведские наемники сдались (наемникам легче сдаваться, чем тем, кто воюет на своей земле), но гетман Станислав Жолкевский поступил мудро и сделал все, чтобы превратить врагов в друзей. Он отдал «немцам», не получившим жалованья, захваченные московские обозы. Некоторые из наемников после этого перешли к нему на службу [363].
Московские бояре с остатками войска отошли к Можайску, а гетман стал приступать к Цареву Займищу. «Воеводы же ему говоряху, – писал автор «Нового летописца», – “поди под Москву, будет Москва ваша, а мы будем готови королевския”. Етман же им отказа: “Как де возму я вас, тогда и Москва будет за нами”» [364]. У сидевших в Цареве Займище воевод князя Федора Андреевича Елецкого и Григория Леонтьевича Валуева действительно не оставалось выхода. Они заключили договор с гетманом и перешли на королевскую сторону. Запись гетмана Станислава Жолкевского, выданная воеводам Царева Займища, повторяла февральские договоренности с королем Сигизмундом III тушинских бояр Михаила Глебовича Салтыкова с товарищами. Воеводам давалось обещание сохранять православную веру в обмен на поддержку ими королевича Владислава в качестве «правителя Российского государства». С калужским «Дмитрием» гетман Станислав Жолкевский не собирался церемониться: «А котори вор называетца царевичевым Дмитриевым имянем, и на того стояти и битися и промышляти над ним заодно; и которые городы за вором, и те городы очищати к Московскому государству»
