— Большинству вещей можно ведь всегда найти оправдание, — резонно ответил младший.
Улыбаясь, он выглядел ужасающе. После нескольких операций изуродованное лицо удалось восстановить лишь отчасти. И теперь он решил выглядеть, как выглядит: кривая улыбка стала его фишкой.
Старший поднялся и встал у окна.
— Мне не нравится отступничество, с которым мы столкнулись перед тем, как все произошло. Сознаюсь, меня раздражает, что где-то есть некто, знающий слишком много. Я надеюсь, что, как ты утверждаешь, мы по-прежнему можем рассматривать его как друга. Иначе дела у нас плохи.
— Он ведь не получил еще свою долю, — ответил молодой. — Он у нас на крючке. Кроме того, он сам был по уши в дерьме, когда вышел из игры. Он не сможет заложить нас, не вляпавшись сам.
Эти доводы немного успокоили старшего, и тот стремительно перешел к последнему пункту повестки дня:
— Я понимаю, что у нас возникли сложности с нашей последней маргариткой. — Он опустился в глубокое кресло с подголовником, стоявшее рядом с большим книжным шкафом, набитым всевозможными справочниками.
Лицо молодого напряженно застыло. Впервые с начала встречи он явно огорчился.
— Здесь у нас большая проблема, — задумчиво произнес он. — Мы, к сожалению, не успели сорвать наш цветок вовремя, и он, так сказать, успел поделиться добрыми вестями со своими друзьями. Или одним из них по крайней мере. Тем, кто в свою очередь связался потом со священником.
Старший озабоченно нахмурился.
— Мы сможем примерно оценить ущерб от этого? — спросил он.
— Да, думаю, да. И, как я уже сказал, он успел проинформировать лишь немногих. К сожалению, мы не знаем имени этого друга. Но я постараюсь узнать.
Повисло молчание. Оно особенно ощущалось в этом кабинете, среди стен, сплошь уставленных шкафами с книгами, и глушащих звук дорогих ковров на полу.
Первым заговорил старший:
— А следующая маргаритка?
Младший снова улыбнулся своей безобразной улыбкой.
— Заплатит в воскресенье.
— Хорошо, — ответил старший, — хорошо. — И добавил: — Он будет жить?
Снова стало тихо.
— Вряд ли. По всей видимости, он тоже проболтался и нарушил наши правила.
Старший побледнел.
— Мы не рассчитывали на такое развитие событий. Мы не можем допустить слишком много проколов. Может, нам притормозить на некоторое время?
Младший, видимо, не осознавал масштабов надвигавшейся катастрофы.
— Давай подождем, с какой карты сегодня пойдет наш друг по другую сторону закона.
Старший недовольно поджал губы.
— Не думаю, что это станет проблемой. Он и сам знает, что случится, если он оступится и выдаст нас.
И почувствовал, как от страха внутри у него все мучительно сжалось, словно он боялся за собственную жизнь.
Тони Свенссон был человеком привычки. Его мир исчерпывался незатейливой троицей: клуб, мастерская и дом. Брать его решили в мастерской.
Все прошло довольно спокойно. Тони плевался и сквернословил, когда полицейские машины неожиданно приехали к нему на работу, но когда он понял серьезность ситуации, то прекратил сопротивление. Полицейские, выполнявшие задержание, говорили, что он даже улыбался, когда твердый металл наручников защелкнулся на его запястьях. Словно вспомнил былые времена.
Прокурор согласился, что есть все основания подозревать Тони Свенссона в угрозах насилием. Писем и распечатки сделанных звонков было более чем достаточно для его задержания. Хватит ли этого для привлечения к уголовной ответственности, было неясно, многое зависело от желания Агне Нильссона сотрудничать со следствием. Он, в отличие от Якоба Альбина, был жив и мог бы дать показания об угрозах. Если бы пожелал. Очень немногим хватало духу свидетельствовать против таких банд, как банда Тони Свенссона.
Допрос должны были проводить Петер и Юар. Вся энергия, которая обычно охватывала Петера, когда он проводил допросы, исчезла, как только он узнал, что должен работать вместе с Юаром. Он покосился на Юара, когда они вместе стояли в лифте. Розовая рубашка под пиджаком. Словно в таком можно ходить в полиции. Еще один знак.
«Парень с какой-то гнильцой, — думал Петер. — И я в этом разберусь, даже если придется ее из него вытрясти».
