Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 67

… Последняя деталь приблизительно соответствует тому, что мы знаем о Тюренне, который покинул Нерак в середине ноября для переговоров с герцогом Алансонским во владения последнего, а потом вернулся к королю Наваррскому в графство Фуа; там он оставался до конца января, когда принял губернаторство Верхним Лангедоком[257]. Этот эпизод как будто согласуется и с загадочным признанием, которое Тюренн позже сделает в собственных «Мемуарах», объясняя причины, побудившие его согласиться на подобное поручение: «У меня, помимо [карьерных соображений], был повод, понуждавший меня удалиться от поименованного короля, дабы удалиться от страстей, каковые удерживают наши души и тела близ предметов, приносящих им только стыд и ущерб»[258]. Наконец, в озлобленной тональности, в какой мемуарист упоминает Маргариту, историки усмотрят доказательство, что в Нераке она уязвила его самолюбие.

Тем не менее эта уверенность, основанная на столь разных впечатлениях, не выдерживает проверки фактами. Прежде всего, мы увидим, что памфлет приписывает Маргарите тысячи любовников и что из жалких трех десятков, которых он называет по именам, многие очень маловероятны, а то и откровенно вымышлены — без этого памфлетов не бывает. С другой стороны, причины, заставившие Тюренна принять руководство Верхним Лангедоком, уже выяснены, а именно Филиппом Лозеном: отважный и честолюбивый молодой человек двадцати трех лет был тогда влюблен в Екатерину де Бурбон, сестру короля Наваррского, которая очевидно была ему не ровня[259]. Наконец, мемуарист был озлоблен на Маргариту за то, что королева, гораздо позже, раскрыла его участие в обширном заговоре против короля Наваррского, ставшего Генрихом IV. Гипотезу об этой мнимой связи окончательно хоронят и другие реалии, имеющие отношение к событию, которое стало известным потомству как «война влюбленных», то есть к возобновлению враждебных действий между гугенотами и Короной.

Тем временем в столице обсуждали случившееся летом примирение между суверенами Наварры. Летуаль в сентябре даже упоминает, что в Париже прошел слух о беременности королевы:

Это была ложная весть. Кстати, конец года был нерадостным. Большинство дворян короля Наваррского отправилось вместе с ним в Мазерес, где состоялось важное собрание реформатских вождей В провинциях то и дело нарушали мирный договор, и никто всерьез не думал возвращать крепости, переданные в феврале на Неракской конференции… На повестке дня стояло и возобновление войны с Бироном, если не с Францией (возможно, такое решение было даже принято[261]) — вопреки мнению Беарнца, который еще рассчитывал уговорить друзей, но не смел противиться им открыто. Кроме того, Маргарите пришлось отослать Пибрака, окружавшего ее заботой, — Екатерина, вернувшаяся из тура по Франции, затребовала его в Париж[262]. Энтузиазм королевы Наваррской к тому времени несколько угас, и она писала герцогине д'Юзес, что в Нераке «общество уже не является столь хорошим, чем то, какое Вы видели обычно [в моих посланиях]. Однако я привыкла ко всему»[263].

В январе 1580 г. в этом регионе начались новые волнения. Король попросил Рамбуйе переговорить с его «доброй сестрой королевой Наваррской», чтобы она использовала свой авторитет ради сохранения мира; прибегнув к методу кнута и пряника, он добавил, что доверяет ей в этом деле «ввиду ее природной склонности и заинтересованности в оном»[264]. Король был прав: Маргарита была заинтересована в согласии и, кстати, делала ради него все, что могла, судя по ее письмам. Король Наваррский тоже хотел мира — она была в этом убеждена, и возобновление волнений, какую бы тревогу ни вызывало, далеко не поссорило суверенов. В Париже даже ходили слухи, что, когда ее посвятили в заговор против мужа, она предупредила его о ловушке, куда его пытались завлечь[265]. Однако инциденты всё множились, и в конце февраля Корона отправила для переговоров с суверенами Наварры своего посла Филиппа Строцци. Но исполнить его требования оказалось невозможным ни для Беарнца, ни тем более для его окружения, явно настроенного на возобновление враждебных действий. В марте столкновения уже происходили почти повсюду, и разногласия между королем Наваррским, Бироном и Короной обострились, усиливая взаимное недоверие. Несомненно, этим временем и датируется жалоба Маргариты герцогине д'Юзес: «Моя Сивилла, я писала бы Вам чаще; но Гасконь находится настолько в плачевном виде, что новости могут поступать только похожие на нее»