В этом отрывке из «Мемуаров» Маргариты де Валуа, как и во многих других, где она упоминает своих царственных родственников, ее биографы часто видели проявление безмерных притязаний этой принцессы. Они плохо его прочли и плохо поняли. Ни здесь, ни в других местах принцесса не гордится тем, что она — это она. Если и есть качество, каким она могла бы похвалиться, рассказывая об этом эпизоде, так это смелость перед лицом угрожающей толпы, уверенность в себе в ситуации, какой она никогда не переживала (ведь ей были знакомы только придворные интриги), присутствие духа. Об этом она не думает. Она хочет сообщить Брантому, к которому обращается, факт, который кажется ей немыслимым и, конечно, ошеломит его: перечисление имен королей, которым она приходится родственницей, на этих фламандских буржуа подействовало [бы] меньше, чем упоминание графа де Лалена! Если эта сцена и важна, то прежде всего потому, что позволяет нам оценить чрезвычайно сильное «чувство рода» (conscience de race) у Маргариты, по выражению Арлетт Жуанна, неколебимую уверенность в том, что она родилась среди избранных, что она — отпрыск прославленного рода. Говорить, кто она такая, значило прежде всего говорить, откуда она взялась, но это значило и продемонстрировать свой талисман. Она находится в «родственной связи» с «государями христианского мира», следовательно, она неприкосновенна. Она и дальше всю жизнь действовала, исходя из этого высокого представления о себе, исходя из того, что ее имени, ее дому, ее предкам причитается уважение — даже в моменты, когда осторожность, казалось бы, требовала поступиться этой надменной верой; и, надо полагать, она была права, коль скоро эта позиция в конечном счете позволила ей преодолеть все козни, каких в ее жизни было множество.
Кстати, притязания Маргариты были не столь уж чрезмерны. В самом деле, последняя королева Наварры находилась в родстве с самыми блистательными и прославленными персонами, каких только знала французская монархия, и с определенным основанием могла гордиться тем, что была наследницей или родственницей стольких королей. Судите сами. Она была внучкой Франциска I (1515–1547), которого не знала, но на которого была похожа — однажды она засмеется, увидев, каким длинным стал ее нос после болезни, из-за которой у нее впали щеки, — и от которого несомненно унаследовала любовь к искусствам и стремление к строительству. Она была дочерью Генриха II (1547–1559), «короля-рыцаря», которого вспоминала с ностальгией: он скончался, когда ей едва исполнилось шесть лет, но его слава, связанная со временем, когда Франция зажгла на европейской сцене все свои огни, сопровождала ее всю жизнь, и именно его, очень представительного мужчину, она больше всех напоминала физически. Она была сестрой трех королей: Франциска II (1559–1560), который процарствовал всего год и был несомненно самым безликим в этой портретной галерее (королева ни разу его не упоминает); Карла IX (1560–1574), «доброго брата», о смерти которого она горько сожалела, потому что последняя означала для нее наступление тревожных времен; наконец, Генриха III, последнего короля из дома Валуа, брата утонченного, блестящего, очаровательного, привлекательного, с которым она была так близка во времена их юности и который постепенно стал ее заклятым врагом. Что касается Франсуа, ее младшего брата, то он никогда не был королем, но королева несомненно причисляла его к знаменитым, потому что он едва не надел корону Англии и корону Нидерландов. И еще она «принадлежала» последнему королю Наварры, своему супругу, в период ее поездки во Фландрию, и позже — королю Франции в момент, когда она писала эти строки, помазанному под именем Генриха IV и окруженному ореолом славы, которую он приобрел как в годы гражданской войны, так и в годы мира, который он принес французам, став католиком.
Окруженная королями, Маргарита бесспорно находилась и посреди необыкновенного цветника обоснованно прославленных королев, несомненно прекраснейшего из собраний могущественных женщин в нашей истории. Она была сестрой королевы Испании и герцогини Лотарингии. Она была золовкой трех королев Франции: неустрашимой Марии Стюарт, супруги Франциска И, ставшей после его смерти королевой Шотландии, честолюбивой и ученой женщины, наделенной теми же дарованиями, что и Маргарита, и тоже испытавшей превратности судьбы; нежной Елизаветы Австрийской, жены Карла IX, которая будет отправлять ей средства, позволившие выжить в первые, столь трудные годы пребывания в Оверни; и благочестивой Луизы Лотарингской, супруги Генриха III. Она была дочерью королевы Франции Екатерины Медичи, которая взяла в свои руки судьбу королевства с раннего детства Маргариты и отправляла здесь власть или делила ее с сыновьями почти тридцать лет. Она была невесткой Жанны д'Альбре, влиятельной королевы Наварры, которая ввела в своих землях протестантский культ и основала гугенотскую партию вместе с адмиралом Колиньи и принцем де Конде. Она была внучатой племянницей писательницы Маргариты Наваррской, «светоча» дома Валуа, которой была столь многим обязана и которую напоминала гораздо больше, чем думают сегодня. Она была правнучкой регентши Франции Луизы Савойской и дальней родственницей Анны Французской, дочери Людовика XI, тоже регентши и первой в том долгом ряду выдающихся женщин, где Маргарита была одновременно наследницей и продолжательницей.
