Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 2
Иногда в книге, посвященной куда более важному предмету, какой-нибудь эрудит мимоходом возразит: нет, она не была такой-то; нет, она была не столь черна, как говорят; нет, может быть, она и слишком любила мужчин, но чтобы братьев!.. Дальше мало кто заходит. Конечно, нагромождение нелепостей и клеветы выглядит подозрительно, но проблемой следовало бы заняться всерьез, а Маргарита не представляет собой — уже не представляет — серьезный объект исследований. И потом, с чего начинать, если эти нелепости и клевету вновь и вновь воспроизводил с давних пор целый поток документов? Кстати, а нет ли зерна истины и в этой репутации? Что, если исследование — неизбежно долгое — выльется лишь в добавление нескольких «грамот» и изъятие нескольких любовников? Стоит ли в таком случае нападать на миф, за которым стоит могущество очевидности, рискуя выставить себя на посмешище? Лучше благоразумно закончить лирическое отступление.
Однако эта авантюра оказывается намного более увлекательной, чем может показаться. Прежде всего потому, что ситуация Маргариты не единична. Маргарита принадлежит к семейству, которое историки непрестанно клеймили, и только сегодня зарождается понимание, насколько несправедливо. Если ее мать, Екатерину Медичи, начали реабилитировать в середине XIX в., то ее старшему брату Генриху III пришлось ждать первой половины XX в., чтобы его робко вывели из ямы, где он гнил со времен смерти, а первых настоящих биографов он встретил только в восьмидесятые годы. С Карлом IX, тоже ее старшим братом, этого еще не произошло, но к его реабилитации недавно приступили отдельные историки Варфоломеевской ночи. Что касается младшего брата, Франсуа Алансонского, то его слишком отвратительная репутация как раз начинает вызывать подозрения у редких эрудитов. Таким образом, восстановление образа Маргариты вписывается в новый подъем исследований эпохи Возрождения, и не приходится сомневаться, что открыть здесь можно намного больше, чем список любовников, долгое время заменявший ей биографию.
Оно вписывается и в новое открытие заново, масштабы которого предсказать пока нельзя, того места, какое в политической и культурной жизни нашего прошлого занимали женщины. Я говорю именно об открытии заново: в отличие от роли суверенов Валуа, которую, отбросив пристрастные подходы, сумели понять только после утихания страстей и терпеливого выявления документов, роль знатных дам-аристократок в истории XVI в. сначала воспринимали на опыте, а потом сознавали как реальность. И это знание исчезло. Но в его исчезновении виновна не только потеря памяти, даже если, как и в других случаях, она сыграла свою роль. Это знание стало объектом различных, неоднократных, систематических нападок, рассчитанных на то, чтобы сначала его исказить, а потом уничтожить. Открывать сегодня книги по истории Франции, чтобы найти там что-нибудь о Жаклин де Лонгви, Луизе де Клермон-Таллар, Анне д'Эсте или Клод-Катрин де Клермон-Дампьер и понять, какую роль они тридцать лет играли в окружении Екатерины Медичи, значит напрасно утруждать глаза. Три века предпринимались усилия, чтобы стереть эти имена, чтобы изгладить даже память о былой власти женщин из рода Гизов, Конде, Роганов, Юзесов, Рецов… Вновь отыскать Маргариту — значит вновь отыскать целый мир, которого История лишилась столь давно.
Это значит и предпринять путешествие во времени. В самом деле, невозможно узнать, что это была за женщина, если не обратиться к самым первым высказываниям о ее персоне и не задаться вопросом, кто их произнес, в какой момент, почему; если не попытаться понять, как эти первые мнения узнавались, воспринимались, отвергались, забывались, как формировались другие, когда, на основе чего, с какой целью… И эти захватывающие поиски отвечают самым актуальным интересам науки. Ведь проследить за этапами образования этих осадочных пород значит не только постичь, как создавалась история Маргариты, но и увидеть, очень наглядно, как творится История, как она пишется, искажается, пересоздается; как знания становятся
