Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 27
Сознавала ли масштаб бедствия Екатерина? Ощутила ли она на сей раз в какой тупик попала дочь? Замышляла ли она новую комбинацию? Но всяком случае, она предложила Маргарите одну лазейку. «Пять или шесть дней спустя те, кто затеял это деяние, поняли, что не достигли своей главной цели (а таковой были не столько гугеноты, сколько [гугенотские] принцы крови), и, поддерживая раздражение по поводу того, что король мой муж и принц де Конде (младший) были оставлены [в живых], а также понимая, что никто не может посягать на короля Нваррского, поскольку он — мой муж, они начали плести новую сеть. Королеву мою мать стали убеждать в том, что мне нужно развестись»[84]. Екатерина приступила к делу без обиняков: «Я узнала об этом уже во время Пасхальных праздников […]. Она взяла с меня клятву, что я скажу правду, и потребовала ответа, исполнял ли король мой муж свой супружеский долг, и если нет, то это повод для расторжения брака. Я стала ее уверять, что не понимаю, о чем она меня спрашивает. […] Но как бы то ни было, поскольку она выдала меня замуж, в этом положении я и хотела бы оставаться»[85]. Историки немало повеселились в связи с этой репликой, на их взгляд, очень наглядно показывающей лживость Маргариты. Напомним, что оснований для этого они, вероятно, не имели: принцессы находились под строгим надзором вплоть до свадьбы, и самые серьезные биографы Маргариты признают, что плотской связи с Гизом у нее не было. Так что король Наваррский был первым мужчиной (если не последним), которого она «познала», и с уверенностью судить о его мужских качествах она не могла. Если что здесь и может вызвать улыбку, то не сам ответ молодой женщины, а рефлексия мемуаристки, которая с удовольствием пересказывает эту беседу (к тому времени, когда она писала, она уже была не столь наивна) и, вероятно, вносит сюда прозрачный намек на пресловутые ароматы мужа: «Могла пи я тогда говорить правдиво, как та римлянка, на которую разгневался ее муж за то, что она его не предупредила о его дурном дыхании, и ответившая, что была уверена в том, что у всех мужчин пахнет так же, потому что, кроме него, ни с кем не была близка…»
Интересней, однако, та позиция, которую она заняла тогда и о которой напоминает здесь: она не претендовала на то, чтобы быть единственной женщиной для сына Жанны д'Альбре, но если уж их судьбы были связаны, она не собиралась его «покидать», как выразится позже. Прежде всего потому, что, даже если накануне резни она за него и не вступалась, то знала: если его пощадили, это имеет отношение к их браку, и чувствовала ответственность за мужа. Король Наваррский выглядел тогда немного нелепой фигурой, и она считала, что он неспособен постоять за себя в том волчьем мире, с которым она начала знакомиться; ей понадобится много времени для осознания, что на самом деле Генрих намного сильней, чем она, что его нескладность — только видимость, что позвоночник у него гибкий. Второй причиной ее отказа развестись было нежелание оставаться игрушкой в руках Екатерины. Пусть она не была влюблена в супруга, пусть казалось, что будущего у нее нет, — она умела вести свою игру. Впрочем, был ли у нее выбор? Разве мать много раз не продемонстрировала ей, что воспринимает ее только как пешку на политической шахматной доске и что ее ласки соразмерны выгодам, какие можно извлечь из дочери? Через много лет, вспоминая в разговоре с Дюплеи об этой беседе, она добавит и мятежных ноток, заметных в рассказе этого историографа: «Королева Маргарита сказала мне […], что, после того как она отдала сердце королю Наваррскому, […] королева Екатерина, ее мать, велела ей снова полюбить герцога де Гиза, чего та не пожелала слышать и открыто сказала, что сердце у нее не из воска»[86]. По всем этим причинам: верности королю Наваррскому, стремления его защитить, нежелания быть объектом манипуляций — она отвергла предложение Екатерины, хотя решение последней было мудрым. Но герои мудрыми не бывают, выгода для них не на первом месте, они доблестно приходят на помощь союзникам и, главное, никогда не возвращаются в отчий дом, покинув его… Вся культура Маргариты, вся ее личность и уже вся ее биография были несовместимы с грубой сделкой, предлагаемой матерью. Так что она сделала свободный выбор, куда более свободный, чем в день свадьбы, — остаться с королем Наваррским, и перешла Рубикон. Отныне ей придется искать политический путь, который даст возможность выполнять это очень сентиментальное, чисто моральное обязательство.
