Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 200
Эти разные публикации побудили Леонса Кутюра в 1897 г. написать длинную рецензию на издательскую деятельность Лозена и Тамизе в течение пятнадцати лет. «У меня было желание написать "королева Марго", — отмечал южный историк во вступлении к статье. — Нов этом имени есть что-то сомнительное, чтобы не сказать — грубое и оскорбительное, хотя поначалу, как мне кажется, оно применялось, в частности, королем Карлом IX, в ласкательном и добром смысле. Первую жену Генриха IV обычно звали, в последней половине жизни и после смерти, "Королевой Маргаритой"». Вслед за собратьями он поносит «злоумышления ее врагов, использованные некоторыми историками, в том числе, увы, и нашим земляком, неблагодарным Сципионом Дюплеи». Однако больше всего его интересует стиль королевы. Вот как он комментирует ее послание за 1584 г., в котором она выражала свое отчаяние в связи с необходимостью встречаться с герцогом д'Эперноном: «Эта возвышенность чувств в самой тяжелой ситуации — одна из характерных черт, которые часто обнаруживаются в письмах Маргариты». В другом месте он обоснованно хвалит «ту силу словесного выражения, которая была присуща ей благодаря происхождению, как и ее братьям». И отмечает, что письма Шанваллону «г-н Гессар опубликовал, думаю, с некоторой злостью»[836].
Случай Гюстава Багно де Пюшесса — более сложный и хорошо показывает, как трудно было эрудитам полностью отрешиться от легенды, к которой они так привыкли. В 1898 г. один из издателей переписки Екатерины Медичи уточнил свою позицию относительно «мнимого письма Генриха III» королю Наваррскому о романе Маргариты и Тюренна, письма, развязавшего — согласно Мезере — «войну влюбленных». «Не будем приводить утомительного перечисления наших историков, великих и малых, которые в XVIII в. и позже бездумно доверились этой легенде». И он повторил то, что было отмечено только в одном примечании к переписке Екатерины: королева никак не была заинтересована в этой войне. Несколько дальше он выразил пожелание, «чтобы эрудит, хорошо знакомый с эпохой, когда-нибудь составил полный сборник |…] всех известных писем Маргариты де Валуа». Однако дальнейший комментарий контрастирует с похвалами, расточавшимися до сих пор. Филипп Лозен, — предлагает он, — этот «нынешний поклонник королевы Наваррской», мог бы воздвигнуть «памяти, если не добродетели одухотворенной королевы последних Валуа небольшой памятник, в некотором роде окончательный. Если сюда добавить один-два портрета того времени, получилась бы одна из самых приятных публикаций для ценителей, не говоря уже об услуге, какая была бы оказана эрудиции и Истории». Через три года в статье, посвященной оскорблению 1583 г., он еще более резко поставил легенду под вопрос, но в начале упомянул «долгую и бесполезную жизнь Маргариты де Валуа»[837]…
«Нынешний поклонник королевы Наваррской» не опубликовал переписку королевы Маргариты, но не из равнодушия к возлюбленной. Ведь это он в 1902 г. выпустил второе большое ученое издание, посвященное ей, за этот период. Его «Комментированный маршрут движения Маргариты де Валуа по Гаскони» охватывает восемь лет жизни королевы, от прибытия в Гасконь до поселения в Юссоне. Историк опирался на многочисленные региональные исследования и на счетные книги, обработку данных из которых начал Сен-Понси. Его работа была более скрупулезной: Лозен воспроизвел состояние дома королевы, имена ее людей, суммы их жалований, ежемесячные расходы и ежедневные перемещения за рассматриваемые годы. Он обогатил свой комментарий очень многочисленными выдержками из писем, в том числе шестнадцати неизданных, в большинстве адресованных маршалу де Матиньону. Все в целом составило рабочий инструмент, обладающий очень большой ценностью и почти этнографической точностью, однако эрудит собирался «оживить его скандальной хроникой той эпохи»[838].
Этот труд, автор которого в интерпретации биографии королевы был многим обязан Сен-Понси, не вызвал никаких потрясений, но внес свой вклад в постепенное восстановление исторической правды. Ведь Лозен первым вернулся к вопросу, какие чувства испытывала Маргарита накануне первой поездки в Гасконь, отметив, что один только Летуаль упомянул о ее нежелании ехать, что, кстати, противоречило всему ее поведению. Он подчеркнул, какую политическую роль она играла с января 1579 г.: «С того момента Маргарита по-настоящему вышла на сцену в качестве женщины-политика». Он показал, что между Тюренном и королевой никогда не было связи и что «гибельные страсти», о которых говорил виконт, не имеют к ней отношения. Он оспорил суждение Сент-Бёва (фактически — Базена), что Маргарита испытывала к Шанваллону только «рассудочную страсть». Он отвергал и нелепые подходы некоторых историков. «Откуда г-н де Ла Ферриер взял столь интимные сведения?» — задается он вопросом, говоря о более чем вольных толкованиях предшественника. Наконец, он пересматривает и собственные прежние суждения — правда, не говоря этого. Упоминая «достойных людей», которые окружали Маргариту в замке Карла и которых он в 1886 г. смешал с грязью, теперь он писал: «Эти достойные люди не были, как кто-то мог утверждать, шайкой бесшабашных авантюристов. Напротив, это были представители самой старинной знати Оверни»