— По-моему, лучше нам этого не делать, — сказала Карен.
И не дала ему подняться.
Скотт поднес левую руку к лицу. В другой он все еще держал хлебные крошки.
— Известно, что животные оказывают целительное воздействие, — сказал он.
— Никто не пострадал, заткни-ка свою поганую глотку.
— На стариков, одиноких, раздражительных и помешанных.
— Четыре попадания из четырех. Четыре — сегодняшняя тема.
Карен прикрыла Биллу глаза рукой, чтобы его не взбесило еще что-нибудь зримое.
Брита сказала:
— Пусть мне кто-нибудь скажет, что, как правило, вы ведете себя прилично.
Жест, взгляд, да все что угодно — и Билла уже не удержать.
Скотт вытер лицо и руки салфеткой, встал за стулом Бриты, взял ее под локоть и, когда она поднялась, вывел из столовой.
Карен отняла руки от глаз Билла.
— Когда люди друг друга любят… Все та же старая глупая история, Билл, каждый из нас тысячу раз с ней сталкивался.
Они просидели за столом еще несколько минут.
Потом Билл поднялся в свой кабинет, закрыл дверь и, не зажигая света, встал у окна.
Напоследок Скотт решил еще кое-что показать Брите. Выйдя из задней двери, они подошли к низкому сараю, пристроенному к дому под тупым углом. Брита, пригнувшись, последовала за Скоттом, тот щелкнул выключателем, и, стоя на пороге, они стали рассматривать полки и антресоли, которые Скотт сделал сам, доверху забитые ксерокопиями окончательной редакции романа, вторыми и третьими экземплярами предыдущих, копиями заметок и фрагментов, письмами от друзей и знакомых Билла, гранками, письмами от читателей в скрупулезно помеченных, разложенных по порядку папках, еще какими-то картонными коробками с рукописями и бог весть еще чем.
Сарай был утеплен и законопачен, сырость содержимому не грозила. Брита стояла, ссутулившись, не говоря ни слова, глядела на пухлые папки, набитые словами, думала обо всех словах на всех страницах, сложенных аккуратными штабелями в других помещениях дома, и ей хотелось сбежать отсюда, нестись сломя голову по темной дороге, прочь от этой убийственной книги и скрытой за нею страшной жизни.
Обойдя дом кругом, они оказались у крыльца, и Скотт пошел за вещами, а Брита осталась снаружи. Она ожидала, что почувствует себя отрешенным зрителем, надежно защищенным, снисходительно взирающим со стороны на чужие муки, — но не тут-то было. Ей казалось: она что-то нарушила, встряла куда не надо; попрощаться с Биллом было выше ее сил.
Появился Скотт, и они пошли к машине.
— Если оглянетесь через левое плечо, увидите его, — он у себя, из окна смотрит.
Она машинально глянула, но окно было темное, и она поспешно отвернулась. Ночной воздух, влажный и колючий, наваливался на грудь. Когда они сели в машину и, петляя, выехали с твердой изъезженной колеи на утрамбованный гравий, она снова оглянулась и, как ей показалось, различила в окне, ровно посередине, смутный силуэт неподвижного, точно остолбеневшего, человека; она не отводила глаз, пока дом не отступил вдаль, не затерялся в деревьях, в сменяющих друг друга ракурсах, в просторных владениях ночи.
Вглядываясь во мрак, Скотт рассказывал третью за день историю. И периодически включал дворники — протереть запотевшее лобовое стекло.
Карен он приметил, проезжая по главной улице городка Уайт-Клауд (северо-восток Канзаса, двести десять жителей). Девушку мотало из стороны в сторону, точно машину, за рулем которой сидит пьяный. Скотт решил проследить за ней. Она остановилась перед красным кирпичным зданием с заколоченными окнами, жмущимся к земле под низким недобрым небом. Скотт припарковался, не разворачиваясь, и стал смотреть, как она пытается вытащить из липкого пакетика леденцовую палочку, поддевая ее ногтем. Мимо прокатил трактор, которым управлял голый по пояс парнишка с носовым платком на голове. Улица была широкая, с серой, как речной песок, мостовой, в щелях между бордюрными камнями рос высокий бурьян. Закусочная. Мастерская "Автомоторемонт". Над дверями — старомодные жестяные навесы. Девушка все-таки вытащила палочку, но та была завернута в бумажку, и борьба возобновилась. Выпуклые буквы на вывеске универмага складывались в какое-то таинственное слово.
