Манускрипт ms 408 - страница 45

Шрифт

Интервал

Бартоломео делла Рокка уже заканчивал свои признания, когда я начал смутно понимать его стратегию. С момента моего вторжения к нему он чувствовал себя обреченным и решил разыграть последнюю карту: усыпить мою бдительность и убедить меня прочитать, здесь же, на месте, перевод ms 408. Я верно догадался. Ответив на мой последний вопрос, он взял какую-то книгу и протянул ее мне, предварительно открыв на первой странице. Она была напечатана на манер первых библий-полиглотов.[38] Каждая страница была разделена на две колонки таким образом, что читатель мог выбрать любой из четырех языков. Делла Рокка, чтобы побудить меня устремить взгляд на страницы, объяснил, что в первой колонке текст был составлен на латинском языке, во второй — на итальянском, родном языке его семьи, в третьей — на французском, который в то время, когда была напечатана книга, чаще всего использовался европейскими эрудитами. Что касается четвертой колонки, то в ней текст был составлен на английском — языке, на котором изъяснялся Роджер Бэкон. Делла Рокка подозревал, что я пришел из-за этой книги. Он ждал лишь одного: чтобы я погрузился в чтение этого произведения, годами преследовавшего меня.

Впервые взяв эти страницы в руки, я вспомнил, что Клара расшифровала их до меня. Я не мог удержаться, чтобы не думать о ней. Делла Рокка молча наблюдал за мной. Он знал, что, если мои глаза задержатся на первых строчках, я буду обречен, а он, наоборот, спасен. Ничто больше не держало меня в этой жизни. В любую секунду я мог поддаться искушению. Однако, когда я отважился прочитать первые слова, воспоминание о лице Марка Уолтема всплыло у меня в памяти. Я знал, что человек, находившийся передо мной, был преступником. Тогда я захлопнул книгу.

Уволившись из ФБР и не имея никакого права произвести арест, я пристегнул делла Рокка наручниками к двери библиотеки и перед уходом позвонил в итальянскую полицию, оставив на столе на видном месте полное досье по этому делу. Знайте, однако, что, покидая его дом, я взял с собой перевод ms 408, который теперь беру с собой в отель. Что касается оригинального манускрипта Роджера Бэкона, раскрывающего ключ к шифру, вы найдете его в этом конверте. Вам решать, что следует с ним сделать: вернуть его в Кружок Прометея или прочитать, с тем, чтобы, в свою очередь, расшифровать ms 408.

Маркус Коллерон

ЭПИЛОГ

Прочитав письмо, Томас взял в руки пергамент, который аккуратно вытащил из защитного чехла. Затем он положил его перед собой на журнальный стол. «Итак, настал момент сделать выбор, — сказал он себе, — вернуть пергамент на прежнее место или использовать его, чтобы наконец узнать Истину, — и будь что будет! Неужели я достиг предела своего существования или мне следует продолжать жить, как я всегда это делал, не зная ответов, содержащихся в ms 408?»

Прошла ночь, а ему так и не удалось принять решение. Когда первые проблески зари проникли сквозь занавеси квартиры, он, наконец, поднялся на ноги. «Никто и ничто, — подумал он, — не может изменить то, что должно произойти. История моей жизни была предопределена задолго до моего рождения, и, хотя я еще не знаю, что буду делать через несколько минут, все мои поступки уже запрограммированы где-нибудь во Вселенной. Судьба уже проложила мой путь с начала времен. Следовательно, мне нужно следовать ему до конца».

Тогда Томас сделал несколько шагов и остановился перед книжным шкафом. Он закрыл глаза, протянул руку и наугад вытащил одно из изданий. «Я сейчас открою эту книгу, — сказал он себе, — и ткну пальцем в какую-нибудь фразу. Если буквы, которые она содержит, образуют четное число, я сейчас же расшифрую ms 408. Если число окажется нечетным, я верну пергамент в Кружок Прометея, даже не читая его. И снова буду жить так, словно ничего не произошло».

Томас долго стоял неподвижно, с закрытыми глазами, с книгой в руках. Затем наугад открыл ее, указательным пальцем ткнул в страницу и прочел следующую фразу:

Торопит руку возбужденный ум;

Я должен действовать без долгих дум.[39]

Медленно сосчитав количество букв в предложении, он закрыл книгу. Затем в робком свете зарождающегося дня, один на один с самим собой, он странно, едва заметно улыбнулся.