Мистеръ Брамбль задумался.
— Далеко отсюда? — спросилъ онъ.
— Часъ ходьбы. Я дамъ отличнаго проводника. Многимъ ходить не надо. Напугаете.
— Я бы взялъ своего бѣлаго слугу и одного чернаго съ вещами.
— Всего четверо. За глаза довольно… Если не боитесь?
— Коля, вы не боитесь? — спросилъ мистеръ Брамбль. Коля, не думая о львѣ, всталъ и, стоя, отвѣтилъ, потупляя глаза.
— Совсѣмъ не боюсь, мистеръ Брамбль.
— Ну, вотъ и отличное дѣло, — сказалъ англичанинъ. Коля и правда, въ эту минуту совсѣмъ не боялся льва.
Правду сказать: — онъ не могъ себѣ ни представить льва на свободѣ, ни сообразить, что такое охота на льва. Львовъ онъ видалъ въ клѣткѣ, въ звѣринцѣ. Тамъ они не казались ему страшными. Скорѣе жалкими. Охота? Но объ охотѣ онъ зналъ только по разсказамъ дѣдушки Селиверста Селиверстовича, какъ на тигра охотился старый уральскій казакъ Мантыкъ. Тигръ, по словамъ Селиверста Селиверстовича, былъ гораздо сильнѣе льва, и Мантыкъ билъ ихъ одинъ на одинъ изъ простого двуствольнаго, съ дула заряжающагося ружья. А у нихъ будетъ два великолѣпныхъ пулевыхъ нарѣзныхъ штуцера и у Фара четырехлинейная винтовка Гра. Нѣтъ, — левъ настолько не казался Колѣ страшнымъ, что Коля думалъ не объ охотѣ, а о томъ, какъ послѣ охоты онъ отпросится пойти въ Минабеллу.
И Коля еще разъ повторилъ, ясными глазами глядя на мистера Брамбля:
— Нѣтъ, мистеръ Брамбль, совсѣмъ, никакъ не боюсь… Насъ же трое на одного льва!
Геразмачъ усмѣхнулся, любуясь мальчикомъ, и сказалъ:
— Храбрые люди эти московы. Очень храбрые.
— Ну, тогда медлить нечего, — сказалъ Брамбль, — сейчасъ и пойдемъ. Приготовьте мнѣ одѣяло, пледъ, мою флягу съ ромомъ, печенье, галеты и походную аптечку. Все передайте Фарѣ. Онъ пойдетъ съ нами.
Едва вышли — погрузились въ серебряный сумракъ. Ночь была такъ тиха, что пламя ночника, съ которымъ вышла ихъ проводить Маріамъ, не колебалось. Потревоженныя шумомъ шаговъ и голосовъ на деревнѣ, лаяли собаки, но, когда прошли за околицу и вступили въ поля, онѣ смолкли, и тишина зимней тропической ночи окружила ихъ. Шли по дорогѣ между машилловыхъ сжатыхъ полей. Было свѣжо. Пряно, по осеннему, пахло зрѣлымъ зерномъ. Передъ Колей металась, покачиваясь, бѣлая «шама» ашкера проводника. Лунный свѣтъ иногда упадалъ на стволъ ружья, надѣтаго на лѣвое плечо, и таинственно поблескивалъ на немъ. Мягко и легко ступалъ по пыльной дорогѣ босыми пятками стройный ашкеръ.
— Шуфъ!.. шуфъ!.. — обернулся онъ, обращая вниманіе идущихъ сзади и свернулъ съ дороги.
Пошли по чистому. Поля машиллы и гэбса кончились. Зашуршала подъ ногами сухая трава. Точно какой-то таинственный сторожъ изъ серебристой мглы наплылъ на нихъ высокій бѣлый муравейникъ термитовъ. Трава стала выше. Какія-то колючки цѣпляли за Колину рубашку, пухъ облѣпихи летѣлъ передъ нимъ, попадалъ въ ноздри. Шли молча. Было слышно, какъ пыхтѣлъ тяжелый мистеръ Брамбль и чуть позвякивала фляга на Фарѣ.
Куда-то круто спустились. Черные камни выдавались изъ земли. Мѣстность стала еще диче и глуше. Трава доходила до пояса Коли. То тутъ, то тамъ торчали казавшіеся черными высокіе молочаи. Невдалекѣ замаячили какія-то прозрачныя тѣни. Точно сѣрыя, кружевныя облака плыли совсѣмъ низко надъ землею. Это оказались мимозы со своими голыми плоскими вершинами.
Ашкеръ остановился, раздвинулъ траву и шопотомъ сказалъ:
— Гэта!.. здѣсь!
Въ травѣ было примятое мѣсто, какъ бы прогалина между травъ. Нѣсколько мимозовыхъ деревьевъ обступили ее. На ней черной неясной глыбой лежала туша огромнаго быка. Приглядѣвшись, Коля разобралъ тупую бычью морду, темные рога, раздутое, вскрытое брюхо.
— И шакаловъ нѣтъ, — прошепталъ ашкеръ. — Боятся. Непремѣнно гдѣ-нибудь недалеко… Придетъ!
Коля такъ же шопотомъ перевелъ слова ашкера мистеру Брамблю, и тотъ подозвалъ Фару и сталъ отдавать распоряженія. Онъ приказалъ разстелить одѣяло такъ, чтобы самимъ быть въ тѣни, а туша быка была освѣщена и ясно видна, принялъ отъ Фары свой дорогой двуствольный штуцеръ, флягу съ ромомъ, аптечку и, отойдя въ сторону, долго съ чѣмъ-то возился.
— Скажите ашкеру, что онъ можетъ быть свободенъ. Мы найдемъ дорогу назадъ сами. Дайте ему бакшишъ — два быра
