— Спасибо, Костя, — улыбнулась я. — Лучше не надо.
Костя оглянулся на призывные звуки клаксонов.
— Наверное, вы правы, — сказал он. — Ну, спасибо вам за все. Не поминайте лихом.
Я медлила, не входя в изолятор, и Костя с улыбкой открыл передо мной двери.
— Лучше не стойте долго со мной рядом, помните, что я вам говорил?
Я кивнула ему на прощание и зашла в закуток перед контрольно-пропускным пунктом. И тут же с улицы, сквозь гул мчащихся по набережной машин, раздались какие-то странные хлопки, потом крики и отчаянные автомобильные сигналы.
Я выглянула на набережную и увидела лежащее на тротуаре тело, из-под которого медленно вытекала кровь, стремительно разъезжающиеся машины и замерзших девчонок — подружек заключенных, приходящих.сюда на набережную ловить записки, брошенные из окон «Крестов», и перекрикиваться со своими парнями. Девчонки замерли на противоположной стороне, прижавшись к парапету и боясь пошевелиться. Одна из них закрыла рот ладонью в толстой вязаной варежке.
— Что там происходит? — через стекло спросил меня контролер на пропускном пункте.
Я объяснила ему, что происходит, он вызвал милицию, а мы с начальником оперчасти вышли на набережную посмотреть, чтобы никто не подходил к телу и не нарушал следовую обстановку.
— Ну что, Маша, берешь Костино убийство расследовать? — спросил меня начальник оперчасти, безуспешно пытаясь закурить на холодном ветру.
— Нет, — покачала я головой. — Я уже вылечилась от мании расследования.
— Эх, Маша, — по-отечески сказал он, — эта мания не лечится. Вот увидишь.
Вернувшись в прокуратуру, я включила компьютер и напечатала заглавие: «Мания расследования». Книжка уже сложилась у меня в голове, осталось только придумать псевдоним.