Среди проблем, мешающих «появлению реального собственника сельскохозяйственных земель», Зубков выделил «высокую стоимость и длительный характер работ по выделению земельных участков из общей долевой собственности». Первый вице-премьер обошел более существенный фактор – явное нежелание 97 % бывших колхозников превращать неделимый фонд земли в кусочки частной собственности.
Но даже и разрешить проблемы оформления участков становится для правительства непосильной задачей. Вот что необходимо для их решения: «определить достоверный перечень участников долевой собственности, установить понятный, исполнимый для людей порядок выдела невостребованных долей… сделать прозрачными процедуры принятия решений по земле государственными и муниципальными органами, упростить процесс оформления документов… ввести в оборот брошенные и скупленные для других целей плодородные земли, уточнить цели использования земель сельхозназначения…» [84].
Судя по тому, что даже в оформлении дачных участков («дачная амнистия») власть не смогла «установить понятный, исполнимый для людей порядок» и превратила доброе дело в социальное бедствие, превращать сельских жителей России в «реальных земельных собственников» она не собирается.
Надо зафиксировать этот вывод, ставший несомненным за 18 лет реформ: институт купли-продажи земли, ради внедрения которого реформаторы пошли на создание глубокого кризиса в сельском хозяйстве, в России не действует. Значит, надо это признать и договориться, каким образом не допустить скупки земли спекулянтами, за спиной которых маячит преступный международный капитал. Как пишут западные эксперты-криминалисты, земли России считаются самым надежным местом для отмывания денег.
И заметьте – ни в одном «телефонном разговоре с народом» никто ни разу не задал Президенту вопроса о земле. О дачных шести сотках спрашивали, а о 130 миллионах гектаров пашни – никто. Отсеивают эти вопросы помощники Президента? Люди перестали интересоваться судьбой земли? И то, и другое – признак глубокого кризиса.
Гипотеза о благотворном эффекте частной собственности на производство тоже не подтвердилась. Самый длительный эксперимент по продаже земли был проведен в Саратовской области. Губернатор Аяцков добился такого права еще в начале 90-х годов. Саратовская область – зерновая. Как там частная собственность повысила эффективность хозяйства? Заметных улучшений по сравнению с другими областями нет. Относительно трех «советских» пятилеток 1976–1990 гг. сбор зерна в области за пятнадцать лет – с 1991 по 2005 год – снизился в той же пропорции, что и в других регионах. Никакого положительного эффекта купля-продажа земли не дала.
Когда принимали закон о свободной купле-продаже земли, говорили о чудодейственной силе ипотеки – кредитов под залог земли. В. В. Путин сказал: «В 2006–2007 годах должна быть создана система земельно-ипотечного кредитования, позволяющая привлекать средства на длительный срок и под приемлемые проценты под залог земельных участков».
Срок истек в 2007 г. – каков результат? Молчание. Кто даст «средства на длительный срок и под приемлемые проценты», если заемщики и так уже находятся в неоплатном долгу? Ведь такой кредитор сразу разорится.
Вот реальность: в 2000 г. размер долгосрочного кредитования сельского хозяйства Российской Федерации составил (в сопоставимых ценах) 1,3 % от уровня 80-х годов. А ведь кредит – это именно рыночный инструмент финансирования. Вот тебе и «рыночная» реформа – она лишила сельское хозяйство рыночных методов, которые существовали даже при плановой системе. Это надо уметь!
Как же устроились в рыночной России фермеры, на которых возлагалась вся надежда реформаторов? Когда уничтожали колхозы и совхозы, людей убеждали, что главным типом хозяйства на селе в будущей рыночной системе станут фермерские хозяйства. Их пропагандой занимались поэты и эстрадные певцы, интеллектуалы широкого диапазона – от Новодворской до члена Политбюро КПСС Яковлева. Ссылки были и на Столыпина, и на американцев. Но мы возьмем только главный лозунг, который вдохновил часть горожан: «Фермер накормит Россию!»
