– Так я и знала.
* * *
Как только за Верой Михайловной закрылась дверь, Светлана Берестень открыла свою тумбочку и, нисколько не скрываясь, достала из нее плоскую бутылочку с коричневой жидкостью. Отвинтила крышку, сделала глоток и неспешно закусила шоколадкой.
Все это произошло в такой полной тишине, что слышно было, как старушка Прокофьевна, нянечка отделения, занимаясь уборкой, по своему обыкновению напевала в конце коридора шлягер Стаса Михайлова…
Варя посмотрела на Берестень без симпатии, но вполне невозмутимо, а вот у Оли, мамочки с холтером, нервы не выдержали.
– Ты что делаешь? – с остатками надежды в голосе спросила она.
Ответа не последовало.
Оля сделала еще одну неуверенную попытку:
– У тебя что там… компот… такого цвета?
Ответ на этот раз последовал незамедлительно:
– Не твое дело, – и был сопровожден еще одним глотком, еще одним укусом шоколадки.
Оля опустила глаза и нахмурилась, и тут Варя (как «старшая из присутствующих здесь дам») решила вмешаться:
– А чего ты хамишь? Хамить не надо.
Берестень подняла на нее, как ни странно, совсем не наглые, а несчастные глаза:
– Слушайте, отстаньте вы все от меня, а? Я же к вам не пристаю.
Варя пожала плечами:
– Ладно, не буду.
Но через паузу все же добавила примирительно:
– Может, случилось у тебя что? Расскажи, все же лучше, чем коньяк глотать… с малышом на пару. Ему вредно, если ты не в курсе.
Берестень вдруг вскинулась, брякнула бутылочкой об тумбочку так, что из нее выплеснулся и запах на всю палату коньяк, и закричала, громко и злобно:
– Да не нужен мне он, малыш этот! Никому не нужен!
Наступила пауза. Мертвую тишину прервал голос мамочки Лазаревой, так и застывшей со своим глянцевым журналом, открытым на чьей-то ослепительной улыбке:
– А чего же ты на сохранение легла? Сделала бы аборт…
Берестень, которая, судя по всему, все же хотела выговориться – хотя бы, чтобы на кого-то излить свое раздражение и обиду, – начала еще одну гневную тираду:
– А я в рейсе была! Срок пропустила! А потом сюда загремела – угроза выкидыша, кровотечение открылось! Диабет у меня! Ну и пусть бы выкидыш!.. Ну и черт бы с ним!..
Как будто не заметив ни злости, ни грубости Светланы, Варя спросила – ровно, буднично, почти светским тоном, как если бы они разговаривали за чашкой чая:
– В рейсе… Ты проводница?
Берестень кивнула.
А Варя продолжила – все так же спокойно:
– Я тоже проводница. Бортпроводница, стюардесса… Матерью-одиночкой была… пять лет.
Это заявление вызвало новый приступ агрессии у Берестень:
– Да неужели? Мать-одиночка! Мать-героиня! А я – не буду матерью-одиночкой. И матерью тоже – не буду!
Мамочки замерли. И только Варя нашла в себе мужество задать простой и страшный вопрос:
– Откажешься?
Берестень молчала. Несколько секунд. А потом легла и повернулась на левый бок, спиной к присутствующим.
И тогда Оля Захарова начала тихо плакать. Варя, все еще внимательно смотревшая на проводницу Берестень, оглянулась на нее:
– Перестань, ты чего? Тебе нельзя, перестань… Все, все, тихо…
Но Оля, размазывая по лицу слезы, никак не могла остановиться. Она всхлипывала и вытирала все прибывающие слезы:
– Мне говорят, что я умереть могу… Что у меня болезнь, не совместимая с материнством… Она и с жизнью-то… параллельная… говорят… Рожать сначала вообще запрещали, теперь лежу вот… Дома уже восемь месяцев… Теперь здесь… Я пукнуть боюсь… А эта… Пусть она убирается отсюда! В другую палату! Сука…
Варя, заметив, как на последнее слово резко вскинулась Берестень, примирительно произнесла:
– Ну вот, еще перегрыземся все тут… Тихо, Оля. И ты тоже… Успокойся.
Варя встала с кровати, подошла к окну. Некоторое время смотрела в небо – серое, зимнее. «Погода летная», – машинально подумала про себя. Про себя… Варя обернулась к мамочкам – уже с улыбкой.
– Давайте я вам про себя расскажу.
Варя обращалась ко всем, и все, кроме снова отвернувшейся от них Берестень, ее слушали. Но Варя была почему-то уверена: она тоже слушает. Даже, может быть, внимательнее всех…
– Меня ведь тоже бросил… – грустно улыбнулась Варя. – Я не пила, конечно, но тоже думала – оставить, не оставить… Как жить – одной, как растить? У меня ведь двойня…
