– Зимницкая! – придав голосу необходимую строгость, позвала Вера Михайловна. – Откройте сейчас же!
Молчание за дверью длилось ровно столько, чтобы мамочка узнала голос своего палатного врача.
– Не открою, Вера Михайловна. Извините. Я мужа жду… Ой… У нас партнерские роды… Мы на курсы ходили…
И зачем-то – то ли по необходимости, то ли для пущей убедительности – Зимницкая нажала на сливной бачок. Кротко подняв глаза к потолку и переждав шум воды, Вера Михайловна продолжила агитацию:
– Зимницкая… Надя… Самое главное сейчас, что вы ждете ребенка. А муж сейчас мысленно с вами, я уверена. Кто у нас муж?
Из-за двери раздалось еще одно сдавленное «ой».
– Света, каталку вези! – негромко скомандовала Вера Михайловна. А потом, повысив голос, спросила: – Так кто у нас муж? Откуда он к нам едет?
– Он врач, – донеслось из туалета, – он… Это… Ото…
– Ой? – строго спросила Вера Михайловна. – Опять – ой? У вас сейчас будут не партнерские роды, а роды в воде!
– Ой!.. Оторино… ларинголог… Лор, в общем… Ухо-горло-нос…
Вера Михайловна подергала ручку двери:
– Я так сразу и подумала, что ухо и горло. Все, Надя, открывайте или будем ломать.
Дверь, наконец, открылась и на пороге появилась долготерпеливая Зимницкая: ноги уже плохо слушались ее. Вера ловко подхватила ее под руки и медленно повела по направлению к несущейся навстречу каталке, управляемой Светой. В пути она приговаривала ласковым, но слегка охрипшим в процессе переговоров голосом:
– Я так понимаю, раз уж ваш муж не акушер-гинеколог, обойдемся своими силами… Сами родим… Без лора…
* * *
Когда Вера Михайловна зашла в тринадцатую палату, первым делом посмотрела на тех мамочек, что лежали здесь уже около недели. Одного взгляда хватило, чтобы убедиться: все в порядке, все под контролем…
Одна из них – красавица лет тридцати, Варя. У нее большой срок, но даже при объемном животике и полном отсутствии косметики, она выглядела очень элегантной и подтянутой. На несколько конкретных вопросов Веры Михайловны Варя ответила коротко и ясно, в очень приятной манере, как будто ей хотелось успокоить врача: «Все хорошо… Не волнуйтесь за меня…»
Вторая мамочка – очень молоденькая, неполных девятнадцати лет женщина по фамилии Лазарева, с целой гирляндой сережек в ушах и… аккуратной татуировкой в виде дельфина на попке (о картинке первой узнала медсестра Таня, делавшая ей уколы), уже немного перехаживала срок. Из-за того, что плод был великоват для ее небольшого тела, девочку начали планово готовить к родам. Вера рассказала ей о предстоящих процедурах, послушала живот: больше для того, чтобы этими привычными манипуляциями отвлечь мамочку от тревожных мыслей.
Женщина, лежащая напротив Вари, – ее ровесница. Она даже чем-то похожа на нее, но выражение лица, в отличие от Вариного, замкнутое и печальное. «Это Берестень, – поняла Вера, – потому что у Захаровой – холтер».
Несмотря на ГСД, поставленный Берестень, на ее тумбочке лежала надкушенная шоколадка.
Вера присела на край кровати:
– Напрасно вы шоколад едите, мамочка. У вас гестационный сахарный диабет, но я подозреваю, что и раньше был сахар повышенный. Вообще, на учет нужно становиться вовремя, чтобы потом было меньше проблем…
Ответа не последовало. Берестень молчала, глядя прямо перед собой, куда-то в область умывальника. Увидев такое угрюмое внутреннее сопротивление, врач добавила:
– Вам будет назначена диета, «девятый» стол. Соблюдайте, пожалуйста.
Мамочка с холтером, в отличие от неприветливой Берестень, встретила врача улыбкой. Вера Михайловна улыбнулась в ответ:
– Холтер не мешает? Привыкли уже?
Оля Захарова махнула рукой:
– Я и не замечаю его.
Вера Михайловна показала на телефон, лежащий на кровати:
– Меньше звоните по мобильнику: излучение может искажать показания. И вообще – не самая полезная вещь… А холтер уже завтра снимем.
Встав, она оглядела мамочек еще раз:
– Если будут какие-то вопросы, я в ординаторской.
Молчаливая Берестень не издала ни звука, не взглянула на врача ни разу. Ничего хорошего это не предвещало. С этим выводом Вера Михайловна вышла из тринадцатой палаты. И, уже выйдя, иронически приподняла бровь:
