Встрѣчали ее улыбками и интеллигентные люди. Офицеръ и статскій въ цилиндрѣ и шинели съ бобровымъ воротникомъ даже остановились и посмотрѣли Еликанидѣ вслѣдъ.
— Какой типъ… Русская красавица… — пробормоталъ статскій. — Говорятъ, въ Петербургѣ нѣтъ здоровыхъ женщинъ… А это что? Вѣдь ужъ тутъ безъ прикрасъ, безъ притираній…
— Грѣха стоитъ… — отвѣчалъ офицеръ.
— Барышня, можно мнѣ въ мелочную лавку зайти купить булку съ черной патокой? — заискивающе спросила у бонны Еликанида.
— Зачѣмъ? Съ какой стати? Вѣдь ты сыта…
— Пища-то у насъ, барышня, такая… Все одно и одно… Супъ жидкій… Ложкой ударь — пузырь не вскочитъ.
— Тебѣ даютъ то, что полезно для молока и не вредно для ребенка.
— Ахъ, барышня! Пожалѣйте тоже и мою жизнь. Глупа была, сунулась…
— Иди, иди… Входи-же въ подъѣздъ…
Онѣ стояли ужъ у своего подъѣзда.
— А орѣшковъ кедровыхъ можно? Я попросила-бы швейцара нашего купить.
— Входи, тебѣ говорятъ! Дома у Катерины Васильевны объ этомъ спросишь. Передай Шурочку швейцару. Онъ ее внесетъ наверхъ.
Онѣ вошли въ подъѣздъ и стали взбираться по лѣстницѣ. Швейцаръ впереди ихъ несъ на рукахъ дѣвочку.
Бонна-фребеличка мадемуазель Бейнъ очень обидѣлась, что кормилица Еликанида сочла ее за ровню себѣ и настолько фамильярничала съ ней, барышней Бейнъ, что даже предлагала прокатить ее по Невскому на свой полтинникъ.
«По своей наукѣ я могу даже не бонной быть, а гувернанткой при маленькихъ дѣтяхъ, а она, эта деревенская дѣвка, предлагаетъ мнѣ вмѣстѣ съ ней надувать моихъ хозяевъ и ѣхать съ ней кататься», — разсуждала бонна, вернувшись домой, и сейчасъ-же пожаловалась встрѣтившей ихъ въ прихожей Екатеринѣ Васильевнѣ, бросившейся къ Шурочкѣ, поднявшей ее на руки и воскликнувшей:
— Нагулялась-ли ты, моя прелесть? Нагулялась-ли, жизненочекъ мой?
Екатерина Васильевна долго цѣловала раскраснѣвшееся отъ легкаго мороза личико дочурки и, наконецъ, тревожно спросила бонну:
— Не долго-ли вы, однако, гуляли, мадемуазель? Я сказала, что можно выйти на воздухъ на двадцать минутъ, но на часы-то не посмотрѣла, когда вы ушли.
— Да вѣдь съ мамкой не сообразишь, — отвѣчала бонна, принимаясь раздѣвать Шурочку. — Зовешь ее домой, а она упрямится и не идетъ.
— Отчего? что такое? — тревожно задала вопросъ Екатерина Васильевна и обернулась на мамку, но та уже ушла къ себѣ переодѣваться.
— Ужасно непозволительно себя ведетъ на улицѣ. Перемигивается со встрѣчными солдатами. И даже отвѣчаетъ на ихъ дурацкіе грубые комплименты.
— Да что вы! Да какъ-же она смѣетъ? Ну, тогда нужно давать вамъ въ провожатые Павла. Вѣдь прежде съ Еликанидой этого не было, вы не жаловались.
— Всегда было… Но сегодня изъ рукъ вонъ. Вдругъ говоритъ мнѣ: «поѣдемте, говоритъ, барышня, кататься по Невскому. Я васъ на свои деньги прокачу, а барыня не узнаетъ!»
— Это она вамъ говоритъ? — ужаснулась барыня. — Она посмѣла?
— Да. И чуть въ мелочную лавку за булкой съ патокой отъ меня не убѣжала.
— За булкой съ патокой? Ахъ, мерзкая тварь! Вѣдь конфетами кормлю, лучшими конфетами. Шоколадъ у ней со стола не сходитъ.
— Солдатъ какой-то встрѣтился ея знакомый… — подкрашивала бонна.
— Ея знакомый, вы говорите? Боже мой! — пришла въ ужасъ Катерина Васильевна. — Надо будетъ Базилю сказать, когда онъ вернется со службы. Солдатъ знакомый! Кататься съ солдатомъ по Невскому!
— Да не съ солдатомъ, а со мной, Екатерина Васильевна.
— Все равно, ей нужно задать гонку. А мужъ пусть еще строже поговоритъ съ ней. Казаться по Невскому! Бѣдный Мурочка! Какое послѣ этого у мамки можетъ быть для него молоко! Нѣтъ, надо вамъ давать въ провожатые Павла. Непремѣнно надо Павла, а то, пожалуй, и въ самомъ дѣлѣ уѣдетъ куда-нибудь кататься съ солдатомъ. Вѣдь она дура, совсѣмъ дура… Лицомъ-то только красива, а сама глупа, какъ пробка… Ее только помани… Бѣдный ребенокъ! Я про Мурочку… Вотъ слѣди послѣ этого за его здоровьемъ по всѣмъ правиламъ гигіены, убивайся! Ахъ, какъ вы меня разстроили, мамзель, этимъ сообщеніемъ! У меня даже руки трясутся и закружилась голова. Фу! Дайте мнѣ мой спиртъ. Пожалуйста.
Екатерина Васильевна опустилась въ гостиной на мягкое кресло и взялась обѣими руками за голову, блеснувъ десяткомъ брилліантовыхъ колецъ. Былъ поданъ спиртъ. Бонна ужъ и сама была не рада, что разсказала барынѣ о катаньѣ по Невскому.
