Мамка Еликанида взглянула на подносъ и еще больше улыбнулась, умилившись. Она всегда умилялась на серебряный подносъ. Серебряный подносъ былъ предметомъ ея тайныхъ мечтаній еще и тогда, когда она беременная работала на огородѣ, около парниковъ, и молила судьбу, чтобы та послала ей случай поступить въ богатый домъ мамкой-кормилицей, пообчиститься, пообмыться, повеличаться и попить и поѣсть на серебрѣ.
Подавъ мамкѣ Еликанидѣ чай, лакей остановился, улыбнулся во всю ширину лица и произнесъ:
— Совсѣмъ брилліантовая! Красота!
— Уходи, дуракъ, уходи! А то достанется тебѣ,- полу снисходительно, полусерьезно отвѣчала ему Еликанида, а у самой у нея, какъ говорится, любо такъ по губамъ и забѣгало.
Сейчасъ только подали завтракъ для Еликаниды — молодой красивой мамки-кормилицы маленькаго Мурочки Колоярова. Завтракъ былъ поданъ въ дѣтскую комнату на серебряномъ подносѣ, застланномъ камчатной бѣлой, какъ снѣгъ, салфеткой съ вензелевымъ изображеніемъ имени Екатерины Васильевны Колояровой. На подносѣ стояли серебряная кастрюлечка съ манной кашей, прикрытая крышкой, говяжій битокъ съ картофелемъ-пюре на одной серебряной тарелкѣ и крылышко пулярды съ брусничнымъ вареньемъ на другой. Тутъ-же лежали два ломтика бѣлаго хлѣба и небольшая груша. Завтракъ былъ составленъ по меню, утвержденному домашнимъ врачемъ Колояровыхъ для завтрака мамки-кормилицы. Въ виду того, что сегодня утромъ Мурочка (Михаилъ) плакалъ, что было приписано будто-бы не вполнѣ здоровому молоку мамки Еликаниды, такъ какъ предполагалось, что съ вечера мамка съѣла что-нибудь лишнее, за завтракомъ ея было сдѣлано наблюденіе. Смотрѣть, какъ и чѣмъ мамка питается, пришла сама молодая мать Екатерина Васильевна Колоярова. Явясь въ дѣтскую, Колоярова прежде всего приподняла крышку кастрюлечки и сказала:
— Кажется, для тебя, Еликанида, этой каши будетъ слишкомъ много.
Красивая мамка улыбнулась и отвѣчала:
— Что вы, барыня! Да тутъ самая малость.
— Понимаешь, манной каши тебѣ прописано не болѣе двадцати граммъ на пріемъ. Я убавлю двѣ ложки.
— Что вы, барыня! Я ѣсть до смерти хочу. Что-же тутъ осталось-то? Хлѣба положено — курица больше съѣстъ. Котлетка самая махонькая.
— Ну, не разсуждай, бери ложку и кушай, — остановила ее Колоярова, заглянула въ записку, которую держала въ рукѣ и прибавила: — Да, манной каши не больше двадцати граммъ. А пшенной, такъ даже всего только пятнадцать. Вѣдь оттого только Мурочка и плакалъ сегодня, что ты нажралась чего-нибудь вчера.
Мамка жадно ѣла кашу и сказала:
— Видитъ Богъ, барыня, ничего вчера на ночь не ѣла, кромѣ сдобной булки съ чаемъ. Чаю, дѣйствительно, двѣ чашки выпила.
— А зачѣмъ?! Тебѣ довольно одной. Это тебя волнуетъ. Чаю нельзя много пить, особливо крѣпкаго. Вотъ оттого сегодня Мурочка и плакалъ.
— Просто такъ плакалъ. Ребеночекъ долженъ плакать. Сдѣлался мокрый — ну, и заплакалъ. Онъ всегда такъ. Вы-то только не слышите. И какъ ему пеленку сухенькую подложишь — онъ и замолчитъ. Нѣтъ, ребенокъ нашъ не блажной. Что объ этомъ говорить. Вѣдь вотъ теперь спитъ спокойно.
— И все-таки, я тебѣ не дамъ больше каши ѣсть. Оставь. Положи ложку. Ѣшь котлетку.
Барыня вырвала отъ мамки кастрюлечку и поставила на край стола. Кормилица принялась за мясную котлетку.
— Вотъ фибрину ты можешь ѣсть больше. Это тебѣ полезнѣе, — проговорила барыня.
— Какого фибрину? — удивленно спросила кормилица.
— Мясо, мясо… Главная питательная его часть — фибринъ.
— Да я, барыня, мясо люблю, а только вонъ какой махонькій кусочекъ его подаютъ.
— Это-то маленькій? Что ты! Впрочемъ, я могу велѣть дать еще котлетку. Но вѣдь въ дополненіе къ фибрину ты имѣешь крахмалистыя вещества, — проговорила барыня, указывая на картофельное пюре, и позвонила.
— А я, барыня, все хотѣла у васъ щецъ кисленькихъ попросить… — сказала мамка и улыбнулась.
— Что ты! Ты въ умѣ? Не смѣй этого и думать! — вскричала барыня. — Докторъ тебѣ строжайше запретилъ кислыя щи. Это развиваетъ газы въ желудкѣ. Ты смотри, не наѣшься у насъ людскихъ щей! Вотъ надо сказать повару и другой прислугѣ, чтобы они не давали тебѣ.
Вошелъ лакей.
— Подайте Еликанидѣ еще котлетку. Спросите у повара, — отдала приказъ барыня. — Но картофелю не надо. А кашу уберите.
