- Будто сам не видишь! - обиделся Костя.
- Так и запишем: «Девочка, нос немного сапожком, глаза серые, на щеке ямка, на подбородке еще одна», - забормотал Миша, но, конечно, написал правильно, что Костя мальчик. - Где родился?
- Сначала родился в Ивделе, а потом с Митрием поехал жить в Румянцевку. Там близко…
- Национальность твоя - русский?
- Русские мы, ясно… А у нас и манси-вогулы есть.
- При чем тут манси? Зачем ты меня путаешь?
Конечно, манси были ни при чем, и Костя шмыгнул носом.
- Чем родители занимались?
- Батя когда-сь золото мыл.
- Много намыл? Пуд или вагон?
- Что ты - пуд! Ему фарта не было. Мне и то боле везло.
- А там у вас золота много?
Этот вопрос задал паренек с бледным лицом, тот, который только что жевал хлеб. Его темные глаза, устремленные на Костю, стали очень большими и светились любопытством.
- Не мешай, золотоискатель! - сказал Миша. - Видишь, люди делом заняты.
Они вернулись к анкете. Оказалось, что на некоторые вопросы отвечать совсем легко - нужно только ставить черточки. Партийный стаж - черточка. Это значит - нет стажа. Ученая степень, участие в выборных органах, служба в армиях - черточки.
- Кто тебе родной? - спросил Миша.
- Митрий на фронте. Брат он мне… А еще дядя. Я к нему приехал, а он… тоже на фронте.
- Почему же ты не написал ему, прежде чем ехать?
- А почем я знал, что он на фронте!
Услышав этот удивительный ответ, Миша убежденно заявил:
- Нет, ты определенная ворона!
Новая «ворона» переполнила чашу. Глаза Кости налились слезами, губы задрожали. Написав: «Больше никого нет», Миша сказал в утешение:
- Не кисни, Малышок. Поступишь на завод - не пропадешь. Вот только лет тебе мало… Ну ничего. Может быть, не заметят. Подпишись, сдадим анкету - и обедать.
Так на одном из военных заводов, который не имел имени, а имел только номер, появился рабочий Малышев.
В те дни на Урал приезжали тысячи эвакуированных рабочих. Были среди них и воспитанники ремесленных училищ, и просто подростки, потерявшие родителей в военной грозе. Шли на заводы и молодые уральцы, чтобы помочь фронту своим трудом.
- А я из города Харькова, с реки Лопань да Нетечь, которая хоть лопни - не течет, - сказал Миша. - Не успел вот ремесленное училище кончить… - Он помолчал, лицо его затуманилось. - У меня отец, мать в Харькове остались. Боюсь за них… Фашисты там. А ты что думаешь… - И он отодвинул тарелку, не доев картофельное пюре.
Это было, когда они с Костей обедали в столовой. Работница, сидевшая за их столом, вздохнула:
- Сейчас у всех что-нибудь такое есть.
И Косте тоже показалось, что пюре горькое.
ДВА В ОСТАТКЕ
По окраинной улице, растянувшись цепочкой, шли подростки с чемоданчиками, баулами, рюкзаками. Они громко делились наблюдениями:
- А тут совсем как деревня.
- И дома все деревянные.
- Трамвай здесь не ходит…
Шумную процессию вел маленький озабоченный человек, размахивая портфелем. Он останавливался то у одного, то у другого дома и, заглянув в список, командовал: «Давай трех мальчат!… Два мальчика!… Пятерку!…» Отобрав сколько требовалось подростков, он уходил с ними в дом и через минуту появлялся снова. Когда процессия стала коротенькой, он крикнул: «Давай семерых!» - открыл очередную калитку и, пропуская ребят во двор, сосчитал:
- Один мальчик, два мальчика… Семь мальчиков! Восьмого пока не нужно. Восьмой подожди!
Седьмым был Миша Полянчук, а восьмым - Костя Малышев. Калитка захлопнулась перед его носом.
- Этот со мной! Он со мной хочет устроиться! - зашумел Миша.
- Не мешай, парень! - осадил его провожатый. - Ступай в дом!
С беспомощным видом Костя посмотрел на мальчика, который прислонился к телеграфному столбу, засунув руки в карманы черного потрепанного пальто. Продолговатое бледное лицо было спокойно, а глаза чуть-чуть улыбались Косте.
- А нас куда? - спросил Костя растерянно. - Тут и улице конец.
- Испугался? - усмехнулся мальчик. - На улице не бросят. Может быть, вместе устроимся, - предположил он, подумал и добавил: - Я против ничего не имею. Ты мне пригодишься.
Что это означало? Но калитка открылась, и появился провожатый, весело размахивая портфелем.
