— Доброго дня вам, добрая гостья, — произнесла хозяйка неярким хрипловатым голосом. — Не хотите ли зайти передохнуть?
Юлька попыталась разобраться в инстинктах, страхах, воспоминаниях и шестых чувствах одновременно и в конце концов выпалила:
— А вы меня не съедите?
Женщина сначала опешила, а потом громко расхохоталась. Она даже присела на ступеньку и помахала Юльке рукой: мол, садись рядом.
И Юлька, сделав еще три шажка на подгибающихся ногах, уселась ступенькой ниже.
— Меня зовут Памела Грим, — сообщила хозяйка, отсмеявшись. — Одно «м». Мой покойный муж решил, что ему неспроста досталась такая фамилия при его-то характере. Это он придумал тут все. А ты откуда знаешь сказку?
— Читала, — сказала Юлька.
— Ну, заходи — если не боишься, — улыбнулась миссис Грим. — Угощу тебя чем-нибудь свеженьким.
Юлька боялась. Даже не головой, а чем-то, трепещущим глубоко внутри спинного мозга — где-то в районе поясницы. Но почему-то встала и пошла вслед за хозяйкой внутрь домика.
Внутри он был явно больше, чем снаружи. Стены украшали связки бубликов, огромные пряничные медальоны и небольшие картинки в массивных шоколадных рамах, а между ними полотенца с пастушками и мудрыми, наверное, изречениями — но совершенно непонятными, потому что по-немецки и готическими буквами. Посреди стоял длинный черный стол, застланный кружевными ромбовидными салфетками, и скамьи с низкими спинками. Слева имела место уж точно фальшивая печь (слишком плоская потому что, таких не бывает — да и не засунуть в нее никого…), а справа — хоть и стилизованная, но все же совершенно банальная барная стойка под еще более банальным кондиционером.
— Понимаешь, — стала рассказывать миссис Грим (Памела, Памела, я помню, хорошо, я попробую: Па-ме-ла…), когда они сели за стол, и Юлька, отказавшись от выпечки с кремом, принялась за мороженое и ледяного «Доктора Пеппера», — у нас-то как раз в округе сказку знают хорошо.
Раз в год сюда приезжает наша старая компания — друзья мужа, их еще много осталось, да и молодые уже появились, — и действительно превращают домик в съедобный. Ставни, двери, окна меняют, на стены и крышу делают накладки, привозят всякую съедобную мебель… в общем, хорошая работа. Даже крутят съедобные пластинки… правда, патефон обычный. К вечеру привозят в автобусе малышей с завязанными глазами и высаживают по двое — не у дороги, а со стороны леса. А у меня играет музыка, чтобы им не потеряться. Постепенно все собираются здесь и начинают мой домик лопать. Мы их тайком фотографируем — каждого ребенка сюда ведь только один раз привозят, в десять лет, больше нельзя. Это мы давно так договорились, чтобы было чудо, а не праздник Большой Тыквы. А потом, когда ребятишки совсем разрезвятся, приходит Страшный Песочный Человек и грозно требует, чтобы здесь немедленно навели порядок. Ребятишки пугаются, говорят, что они все съели, И тогда Песочный Человек достает кассу, и каждый должен оплатить то, что съел.
Поглядев на внезапно скисшее Юлькино лицо, Памела сочувственно пожала плечами.
— Знаешь, детка, мне тоже кажется, что это плохой конец для сказки, и раньше было иначе, поразмашистее и повеселее, но теперь школьный совет решил, что сказка должна быть поучительной… В общем, ее адаптировали. К современным условиям.
— Ну-у-у, — протянула Юлька спасительное «well», поскольку совершенно не понимала, что следует отвечать.
— Вот тебе и «ну». Вообще-то ведь это злая сказка. Про злых, невоспитанных, жадных детей и про одинокую старуху, которая так и не смогла прекратить грабеж. Но хочется, чтобы ребятишки потом, много лет спустя, сами до этого додумались. А не так, чтобы по подсказке… Потому что если с подсказками, то и не додумываются никогда. Вот я и держу под стойкой дробовичок. На всякий случай. Мало ли…
Юлька подумала, что должна бы встревожиться. Но вместо этого вдруг, наоборот, расслабилась.
— А если бы вы знали, — вдруг спросила она, глядя куда-то мимо Памелы, — что какой-то человек — очень плохой, вы смогли бы выстрелить в него из вашего дробовичка?
Та внимательно посмотрела на гостью:
— Деточка, владеть оружием имеет смысл только в одном случае — когда ты точно знаешь, что в нужный момент выстрелишь. Хорошо хоть закон теперь этого не запрещает, спасибо Арни… по-моему, нам с ним здорово повезло. Знаешь, как раньше было? Не знаешь… ну и ладно. Нечего вспоминать всякое идиотство. А вот о чем ты спрашиваешь… Я не знаю. В конце концов, что такое «плохой»? У меня есть брат, сводный, который не работает, пьет на деньги своей жены, бьет ее… Наверное, он плохой. И даже очень плохой. Но когда он приезжает сюда — а он такой большой, грузный, тяжелый, — ребятишки с него не слазят целый день, валяют его по лужайке, тузят, визжат, катаются с него, как с горки… Один день в году он хороший. Может быть, очень хороший… самый лучший… Ну и как тут быть? Стрелять мне в него или воздержаться?.. Ой, детка, по-моему, тебе надо прилечь.