Он пересекает Альт-Моабит, проходит еще несколько шагов — какой-то мужчина предлагает ему букетик ландышей. Нет, при всем желании он не может себе это позволить — бюджет… Вот наконец и двор, гаражного типа ворота распахнуты настежь. Путбрезе возится с мебелью.
— Что скажете, молодой человек? — спрашивает он, щурясь покрасневшими глазками из полутьмы на свет. — Уже папаша?
— Нет еще, — отвечает Пиннеберг. — Но теперь уже скоро.
— Они, однако, не торопятся, бабы-то, — говорит Путбрезе; от него так и разит водкой. — А подумать хорошенько, так все это дерьмо дерьмом. С ума сойти. Посудите сами, молодой человек, на что это похоже! Ни на что это не похоже, минутное дело, да какое там минутное — так просто, чик-чик — и все готово. А потом? Потом вы связаны по рукам и ногам на всю жизнь.
— Верно! — отвечает Пиннеберг. — Ну, пока, хозяин, пойду пообедаю.
— А ведь-таки побаловались всласть, молодой человек? — замечает Путбрезе. — Ну, я вовсе не хочу сказать, что вы с первого же разу пошабашили. Отчикали разок — и успокоились? Нет, этого я не скажу, не из таковского мы теста! — И он бьет себя кулаком в грудь. Пиннеберг взбирается на лестницу и исчезает во тьме.
Овечка встречает его улыбкой. Последнее время, когда он приходит домой, ему всякий раз кажется, что сегодня-то уж непременно, и всякий раз предчувствие обманывает его. В сущности говоря, все стоит на одной точке — и ни с места. Ее живот — это просто ужас что такое, тугой, как барабан, а на коже, прежде такой белой, проступило бесчисленное множество противных красно-синих прожилок.
— Добрый день, женушка, — говорит Пиннеберг и целует ее. — Крепелин отпустил меня.
— Добрый день, муженек, — отвечает она. — Вот и прекрасно. Погоди, не кури, сейчас будем обедать.
— О господи! — вздыхает Пиннеберг. — А покурить-то так хочется. Может, подождем с обедом?
— Хорошо, — отвечает она и садится на стул. — Как твои дела?
— Все так же. А твои?
— И мои все так же.
— Не торопится он! — вздыхает Пиннеберг.
— Ничего, всему свое время, мальчуган. Теперь уже недолго.
— Как глупо, что у нас никого нет, — говорит он, помолчав немного. — Хорошо, когда есть у кого спросить. Откуда тебе знать, что начались схватки? Можешь подумать, просто болит живот.
— Ну нет, по-моему, тут ошибиться нельзя. Сигарета докурена, они садятся за стол.
— Ого! — удивляется Пиннеберг. — Котлеты? Как в воскресенье!
— Свинина сейчас недорогая, — отвечает Овечка, как бы оправдываясь. — И потом, я заодно нажарила и на завтра — так у тебя… так у нас будет больше свободного времени.
— Прогуляемся после обеда? — спрашивает он. — Доберемся потихоньку до Дворцового парка, там теперь так хорошо.
— Завтра утром, милый, завтра утром.
Они принимаются мыть посуду. Овечка как раз взяла тарелку и вдруг вскрикивает и застывает на месте с широко открытым ртом. Ее лицо бледнеет, делается серым, затем багровеет.
— Что с тобой, Овечка? — испуганно спрашивает он и усаживает ее на стул.
— Схватки, — только и может прошептать она и ей уже не до него; она сидит на стуле, вся скорчившись, все еще держа в руке тарелку.
Он стоит перед нею и не знает, что делать, он смотрит на окно, на дверь, ему хочется убежать; он гладит ее по спине: не позвать ли врача? Осторожно берет из ее рук тарелку.
Овечка выпрямляется, на ее щеках снова играет румянец, она вытирает со лба пот.
— Овечка…— шепчет он. — Овечка моя…
— Да, теперь пора, надо идти, — говорит она и улыбается. — В тот раз между схватками прошло около часу, а теперь только сорок минут. Я-то думала, еще успеем вымыть посуду.
— И ты ничего мне не сказала, и даже дала мне выкурить сигарету.
— Еще есть время. Когда начнется по-настоящему, схватки будут повторяться ежеминутно.
— Все-таки надо было сказать, — настаивает он.
— Тогда бы ты вовсе не стал есть. Ты и так приходишь от Манделя как неживой.
— Ну так пошли?
— Пошли, — говорит она и еще раз обводит глазами комнату. На ее лице играет какая-то странно светлая, расплывчатая улыбка. — Да, посуду тебе придется мыть самому. И ты будешь как следует прибираться в нашем гнездышке, правда? Немножечко поработать тебе придется, зато мне будет так приятно вспоминать о доме.
