— Койка будет только завтра. Придется немного потерпеть.
— Позвольте! — возмущается Пиннеберг, — У жены схватки каждые четверть часа. Не может же она оставаться до утра без койки!
Сестра смеется, смеется прямо в глаза.
— Первые роды, да? — спрашивает она у Овечки, и та утвердительно кивает. — Так вот, принять мы вас, конечно, примем, сперва положим в родилку, а там, — сострадательно поясняет она Пиннебергу, — когда родится ребенок, найдется и койка. — И совсем другим тоном: — А теперь, молодой человек, потрудитесь оформить запись, да поживее, и потом снова зайдете сюда за женой.
Запись, слава богу, проходит без задержки. «Нет, платить ничего не надо. Распишитесь только вот здесь, что вы не будете требовать с больничной кассы. А уж мы с них получим. Так, хорошо, все в порядке».
Тем временем у Овечки, как видно, снова были схватки.
— Ну вот, теперь пойдет понемногу, — говорит сестра. — Надо полагать, часам к десяти—одиннадцати вечера справитесь, раньше едва ли.
— Так долго? — спрашивает Овечка и глядит на сестру отсутствующим взглядом. У нее теперь какой-то совсем другой взгляд, думает Пиннеберг, словно все люди, и он тоже, отошли от нее далеко-далеко и она осталась совсем одна. — Так долго? — спрашивает она.
— Да, — отвечает сестра. — Возможно, конечно, пойдет и быстрее. Вы крепкого сложения. Одна отделается за несколько часов, а другая не справятся и в сутки.
— Сутки? — машинально повторяет Овечка и кажется при этом такой одинокой. — Ну что ж, пойдем, милый.
Они поднимаются и плетутся дальше. Оказывается, родильное отделение — в самом дальнем корпусе, плестись им предстоит бесконечно долго. Пиннебергу очень хочется занять Овечку разговором, отвлечь ее, — она идет рядом такая притихшая, отрешенная, задумчиво наморщив лоб; ясное дело, эти ужасные сутки не выходят у нее из головы,
— Овечка, а Овечка. — начинает он, желая уверить ее, что понимает, какое чудовищное свинство — обрекать женщину на подобные муки. Но он этого не говорит, а только замечает: — Мне бы так хотелось хоть немножко развеселить тебя, да что-то ничего не приходит на ум. Все время об одном только и думаю.
— Не надо ничего говорить, милый, — отвечает она. — И волноваться не надо. На этот раз я действительно могу сказать: что могут другие, могу и я.
— Так-то оно так, — говорит он, — да только…
Но вот они а родильном отделении.
В коридоре дежурит высокая белокурая сестра; при виде их она поворачивается и — Овечка, должно быть, ей понравилась (Овечка нравится всем симпатичным людям), — обняв ее за плечи, весело говорит:
— А, голубушка, и вы к нам пожаловали? Вот и хорошо, — И снова тот же вопрос, как видно, здесь наиболее существенный: — Первые роды?
Затем она обращается к Пиннебергу:
— Теперь я увожу от вас жену. Только не делайте такого страшного лица, вы сможете попрощаться с нею. А еще вы должны забрать ее вещи, ничего своего здесь держать не полагается. Принесете через неделю, когда ваша жена будет выписываться.
С этими словами она уводит Овечку, обнимая ее; Овечка еще раз кивает ему через плечо, и теперь она окончательно во власти этой фабрики, где непрерывно производят на свет детей и где умеют их производить со знанием дела. Пиннеберг остается в коридоре. Ему снова приходится давать сведения о себе и жене, на этот раз — немолодой, седоволосой старшей сестре, очень строгой на вид. «Только бы Овечка попала не к ней! — думает он. — Уж эта-то наверняка накричит на Овечку, если она сделает что не так». Он пытается завоевать симпатию старшей сестры своей безропотностью, но тут же страшно конфузится — он не знает дня рождения своей Овечки, и сестра говорит:
— Это уж всегда так! Ни один муж не знает.
А ведь как было бы хорошо, если б он составил исключение!
— Так, теперь можете еще раз попрощаться с вашей женой.
Он входит в узкую, длинную комнату, до отказа уставленную всевозможными приборами, о назначении которых он понятия не имеет. Овечка сидит здесь в длинной белой рубахе и улыбается ему, — совсем девчушка, розовощекая, белокуренькая, встрепанная — только как будто чем-то смущена.
— Ну, попрощайтесь же с супругой, — говорит старшая сестра и топчется у дверей.
