Мальчуган - страница 10

Следующий был преподаватель английского языка – мужчина с на редкость плохим цветом лица, по фамилии, кажется, Кога. Обычно люди с зеленоватым лицом бывают тощие, а этот был бледный и разбухший. Давно, еще в те времена, когда я ходил в начальную школу, в одном классе со мной учился мальчик, которого звали Тами, по фамилии Асаи; у отца этого Тами Асаи было тоже зеленоватое лицо. Асаи был крестьянин, «я все спрашивал Киё: не потому ли у него такое лицо, что ой крестьянин? А Киё объяснила мне: нет, это все оттого, что он питается только одной зеленой тыквой. Когда я встречал потом человека с зеленовато-отечным лицом, я всегда думал, что это у него потому, конечно, что он питается тыквой. Учитель английского языка, несомненно, тоже ест зеленую тыкву, решил я. Впрочем, что это за тыква – я так и не знаю. Однажды я спросил об этом Киё, но она засмеялась и ничего не ответила. Видно, Киё и сама толком не знала.

Следующий, по фамилии Хотта, оказался, так же как и я, учителем математики. Это был грузный человек с бритой головой, точно бонза, и с таким выражением лица, что хотелось сказать: вот уж зловещий монах! Когда я вежливо протянул ему приказ о назначении, он даже не взглянул на него.

– А, ты вновь назначенный? Ну, приходи как-нибудь в гости, ха-ха-ха! – сказал он.

Что за «ха-ха-ха»? И кто это пойдет в гости к такому грубияну? С этого момента я прозвал его «Дикообразом».

Преподаватель классической китайской литературы был, как и следовало ожидать, человеком старых правил. Этот милый старичок сказал плавно и без пауз:

– Вчера только изволили прибыть? Наверно, утомились и тем не менее уже приступаете к преподаванию, это весьма ревностно с вашей стороны.

Учитель рисования держался совершенно так, как подобает человеку искусства. На нем было хаори [9]. Обмахиваясь веером, он сказал:

– Из каких краев? Токио? Прелестно, присоединяйтесь к нашей компании… Я сам тоже в некотором роде эдокко [10]. «Ну, если уж такой, как он, – эдокко, то не всякому охота была бы родиться в Эдо!» – подумал я про себя.

Понадобилось бы много времени для описания остальных, но я думаю, что и этого достаточно, все равно о всех не расскажешь.

Когда церемония с моим представлением была закончена, директор сказал мне:

– Сегодня можете идти домой. Относительно занятий согласуйте все со старшим по математике и послезавтра приступайте к урокам.

Но когда я спросил, кто здесь старший по математике, оказалось, что это тот самый «Дикообраз». Я был в отчаянии. Проклятье! Работать в подчинении у такого человека! Вот тебе и на!

«Дикообраз» обратился ко мне:

– Ты где остановился? В «Ямасироя»? Ладно, зайду, потолкуем, – бросил он на ходу и с мелком в руке направился в класс.

Выходят, он сам придет ко мне поговорить о делах. Ничего, держится по-простецки, хоть и старший! Во всяком случае, это куда лучше, чем по вызову идти к нему.

Выйдя из школы, я было сразу хотел идти к себе в гостиницу, но потом подумал, что еще успею, решил немножко пройтись по городу и побрел наобум, куда ноги понесли.

Видел префектуральное управление. Это старое здание прошлого столетия. Видел казармы. Они не лучше, чем казармы в квартале Адзабу в Токио. Видел главную улицу. Сама улица вдвое уже, чем улица Кагурадзака в Токио, и дома вдоль нее похуже. Повидимому, это был городок при замке какого-нибудь захудалого феодального владения.

Я шел и размышлял: «Жалкие люди! Гордятся, что их город, видите ли, при замке…» Так, незаметно, я вышел к гостинице «Ямасироя». Только сначала кажется, что в этом городе простора много, а на самом-то деле здесь тесно. Я уже все осмотрел. Теперь нужно было пойти домой и пообедать, и я вошел в ворота гостиницы.

Хозяйка, сидевшая за конторкой, увидев меня, поспешно выскочила навстречу и, поклонившись до самого полу, сказала: «С возвращением вас». Когда я снял ботинки [11] и вошел в гостиницу, служанка доложила, что свободна самая лучшая комната, и провела меня на второй этаж.

На втором этаже была просторная комната в пятнадцать цыновок [12], с окнами на улицу и с большой стенной нишей. Мне еще сроду не приходилось бывать в такой роскошной комнате, и неизвестно, случится ли такое еще когда-нибудь. Я снял европейский костюм, переоделся в легкое летнее кимоно и растянулся во весь рост па самой середине комнаты. Настроение у меня было прекрасное.