Григорий Николаевич сообщал, что в его отряде сражался и геройски погиб четырнадцатилетний мальчишка Саша Карелин. О его подвиге мало кто знает. Журавлев просил разыскать родителей Саши, которые живут где‑то в этом городе. Они смогли бы рассказать много интересного о жизни их сына. О нем должны узнать все!
Саше поручили доставить очень важное донесение, писал Журавлев — Седой. По дороге он был тяжело ранен. Саша мог бы вернуться назад. Но тогда пакет не был бы доставлен. Он кое‑как добрался до назначенного места. Саша геройски погиб, истек кровью.
Одно остается неясным: случайно ли Саша в пути столкнулся с карателями или кто‑нибудь предал его…
«Впоследствии у нас было еще несколько провалов. Гибель товарищей в подземелье старого Кремля до сих пор, вот уже двадцать лет, не дает мне покоя. За день до этого я и еще несколько товарищей пошли на связь с соседним партизанским отрядом. Мы остались живы. Тень, конечно, на нас не легла. Но до сих пор меня тревожит одна и та же мысль: не допустил ли я какой ошибки? Думаю, что среди нас был провокатор.
Все это время мне казалось, что гибель группы наших товарищей оборвала какие‑то связи, восстановить которые теперь уже невозможно. И вдруг ваш отряд «Искатель» находит сумку. Одно меня только удивляет: из письма, которое напечатано в газете, выходит, что Карташов предатель. А он не мог быть предателем и не был им. Он шел вместе с нами на связь, вернее, присоединился к нам, возвращаясь с задания. Об этом никто, кроме нас, не знал. Карташов геройски погиб, прикрывая нас. Странно, почему в донесении он значится предателем?»
Журавлев просил еще раз внимательно прочитать сохранившиеся листки. Не ошибка ли это? А еще просил сообщить ему адреса всех бывших партизан, которые откликнутся на газетную публикацию.
В письме старого командира говорилось, что чувствует себя он неважно и что приехать в гости к отряду «Искатель» не может. Вот если бы ребята собрались к нему, он бы принял их с великой радостью. А у него на берегу Светлой и покупаться можно, позагорать и рыбу половить, да и просто так отдохнуть…
Воронов с волнением пробежал последние строчки. Старик просит повнимательнее перечитать листки из сумки, не вышла ли ошибка? Но все прочитано более чем внимательно. Что же тогда означает эта фраза: «Подозрение Седого оправдывается…» А Седой, оказывается, и не подозревал Карташова. Что‑то здесь неладно. Письмо бывшего командира ставило в тупик.
Пашков с трудом дождался, когда стрелка на часах коснулась пяти. Ему уже было трудно без ребят. Быстро спустился по лестнице и, не дойдя до автобусной остановки, взял такси.
— В редакцию «Молодого коммунара»!
Воронова он встретил в коридоре.
— Старик, я ненадолго в обком, — на ходу бросил тот, — а ты бери ребят и поезжайте к Фирюгину.
Пашков заглянул в отдел учащейся молодежи. Но Маши не было. А спрашивать, где она, он не стал.
У «газика» уже нетерпеливо топтались Валька Чернов и Толя Огурцов. Тут же стояла и Светка.
— Экипаж готов? Все по местам! — крикнул еще с крыльца Александр Иванович.
Толька забрался на переднее сиденье рядом с Александром Ивановичем.
— Ну, «Соколиный глаз», показывай дорогу!
— Есть, капитан!
До Каретного переулка они ехали минут тридцать. Затем машина свернула с асфальта и запылила по узкому длинному переулку.
— Александр Иванович, двенадцатый номер, тормозите!
«Газик» остановился у зеленого аккуратного забора, за которым кудрявились яблоньки.
Огурцов постучал в калитку.
— Открыто! — раздался голос. — Толкай!
На скамейке возле крыльца сидел царенек лет шестнадцати в модной рубашке, в голубых брюках. На коленях его лежала раскрытая книга.
— Привет! — Толька протянул парню руку. Было видно, что они давнишние знакомые.
— Привет! Это что, сбор металлолома? Так у нас одни консервные банки!
— А некоторые остроты действительно гремят, как пустые консервные банки, — заметил Александр Иванович.
— Александр Иванович, это Колька Архипов… Он у нас в «Зените» играет, — представил парня Толя.
— Очень приятно познакомиться!
— Слушай, Николай, не знаешь, Алексей Алексеевич дома? — спросил Толя.