– Что, грязь на обуви?
– Вперемешку с песком. Налипла на подошвы.
Я хотел было спросить о строительной площадке, которую видел, подъезжая к дому, но он предупредил вопрос:
– Песок со стройки рассыпан по всей улице. Стройка законсервирована, там нет даже сторожа. Что касается мужчины, Владимир Николаевич, то он, судя по следу, вошел в дом спокойно, постоял в прихожей на пороге комнаты профессора, а вот обратно почти бежал.
– Значит, магнитофонную ленту он взять не мог?
– Исключено. Сюда он не входил.
– Пробовали использовать собаку?
– Да, след взяла, но в ста метрах от дороги потеряла. – Логвинов кивнул куда-то в сторону, где, как он полагал, находилась дорога. – Видели телефонную будку у конечной остановки автобуса? Так вот, след тянется туда. Потом пропадает у кромки асфальта. Скорее всего мужчина сел в машину.
– Есть след протектора?
Инспектор кивнул.
Я подошел к высокому, во всю стену стеллажу. К нему был приставлен стул. Кто-то становился на него, чтобы дотянуться до верхней полки. Это не вызывало сомнений: на полке не хватало нескольких томов. Значит, продолжил я свою мысль, «кто-то» для устойчивости держался рукой за книги, потом ненадолго потерял равновесие, и они посыпались вниз.
– Книги валялись на полу? – спросил я, не сомневаясь в том, что услышу в ответ, но Логвинов снова меня удивил.
– Не только книги, – ответил он. – Есть еще картонная коробка, а в ней несколько двадцатипятирублевых купюр. – По тону его голоса я понял, что и это еще не все. Костя взял с подоконника том в зеленом переплете. – Посмотрите, это из собрания сочинений Бальзака. Тоже валялась на полу. Раскрыта на четыреста восемьдесят восьмой странице.
Чуть выше заголовка «Настойчивость любви» я увидел отпечаток обуви. След не очень отчетливый, но разобрать можно: женский каблук, ступня, размер приблизительно тридцать шестой.
Логвинов ткнул пальцем в страницу.
– Песчинки те же, что и на следах в прихожей.
Автоматически, сама собой возникла первая, самая туманная и, как все первые, самая уязвимая версия: в доме побывали двое – мужчина и женщина, сообщники. Он стоял на пороге, а она вошла в комнату, влезла на стул, вытащила с полки коробку, из нее деньги (почему не все?), взяла магнитофонную кассету (зачем?) и...
«Стоп, не увлекайся, – осадил я себя. – Ты еще ничего не знаешь о причине смерти профессора».
3
Спустя полчаса мы стояли на приступках веранды и ждали.
Сначала из дома вышли санитары с носилками. Из-под края одеяла, прикрывавшего тело Вышемирского, была видна часть его мертвенно-белого лба и прядь вьющихся седых волос.
Следом за санитарами вышел эксперт.
– Вот, руки вытереть нечем, – пожаловался он и кончиками мокрых пальцев вытащил из кармана платок. – Сентябрь, а такая жара. Что же дальше будет?
– Будет еще жарче, – угрюмо пообещал Логвинов.
Его состояние нетрудно было понять. Оставаться невозмутимым при виде оборванной до срока жизни всегда трудно, привыкнуть к этому, даже если тебе чаще, чем другим, приходится сталкиваться со смертью, невозможно.
Мы помолчали.
– Возбуждаете дело? – спросил эксперт, обращаясь к Волобуеву.
– От вас зависит, – коротко ответил он.
– Разве? – притворно удивился эксперт. Ему, наверное, льстило, что сейчас действительно многое зависело от него. – Что ж, кое-что я могу сказать до вскрытия. – Он долго засовывал платок в карман, будто испытывая наше терпение (а может быть, так оно и было), потом продолжил: – Смерть наступила около трех часов назад. Выходит, – он посмотрел на часы, – приблизительно в семнадцать. Что касается причин, то пока у меня нет никаких оснований предполагать насильственный характер смерти. Профессор был сердечником. Надеюсь, вы видели набор лекарств на тумбочке около дивана?
Мы с Волобуевым переглянулись, и я догадался, о чем он подумал. Если исключается убийство, остаются только подозрения на кражу, следовательно, представителю прокуратуры тут больше делать нечего: раскрытие хищений – забота милиции, то есть скорее моя, чем его. Волобуев ждал ответа.
– Корвалол, нитроглицерин, – начал перечислять я, и он все понял.
– Короче, полный набор, – на этот раз эксперт обращался ко мне. – Внешних повреждений я не обнаружил. Посторонних запахов – тоже.