— Вы знаете человека по имени Саул Штраус? — спросил Уайлд.
— Как-как?
— Саул Штраус. Иногда мелькает в телевизоре. Может, Наоми о нем упоминала.
— Впервые слышу. — Пайн отрицательно покачал головой. — Выяснили что-нибудь новое?
— А вы?
— Нет. Собираюсь снова идти в полицию. Но вряд ли там станут меня выслушивать.
— Паспорт Наоми остался здесь? Не знаете?
— Могу проверить, — сказал Пайн. — Заходите. — Он шагнул в сторону, чтобы впустить Уайлда. Воздух в прихожей был спертый. На журнальном столике Уайлд заметил полбутылки бурбона и наполовину полный стакан. Бернард перехватил его взгляд. — У меня свободный выходной, — объяснил он. — Уайлд решил никак не реагировать на эти слова. — Зачем вам ее паспорт?
— Скажите, Наоми не могла уехать к матери?
— Почему вы спрашиваете? — По лицу его прошла какая-то тень.
— Мы ей звонили.
— Звонили моей бывшей?
Нет причин объяснять, что ей звонил кто-то из помощников Хестер.
— В прошлый раз ваша бывшая жена ответила четко и ясно: сказала, что Наоми не у нее. Теперь же она отказалась отвечать. И у нас есть информация, что ваша бывшая уехала за границу.
— Так вот почему вы спросили про паспорт.
Пайн проводил Уайлда вглубь дома, к себе в кабинет. Обстановка стандартная: стол, компьютер, принтер, шкаф для документов. Уайлд заметил счет за электричество, а справа от него — какую-то бумагу с логотипом кабельных сетей. Чековой книжки не было. Заставка представляла собой обычный снимок океана — вероятно, один из экранов компьютера по умолчанию. В качестве пресс-папье Пайн использовал прозрачный куб из акриловой смолы с надписью «Бернард». Наверное, приз за звание «продавец месяца», или что-то в этом роде. Еще на столе был классический снимок четырех игроков в гольф на турнире для любителей и профессионалов. Бернард стоял справа, сжимал в руках клюшку и лучезарно улыбался.
Фотографий дочери на столе не было.
Бернард Пайн порылся в ящике стола, пригнувшись, чтобы получше видеть.
— Вот.
Он достал паспорт Наоми. Уайлд протянул руку. Помедлив, Бернард положил паспорт ему на ладонь. В документе был лишь один зарубежный штамп трехлетней давности: лондонский аэропорт Хитроу.
— Наоми не у матери, — твердо заявил Пайн. — Можно вам кое-что показать? — Уайлд кивнул. — Только не подумайте, что я человек со странностями.
Бернард Пайн развернулся к шкафу. Нашарил в кармане ключ, открыл дверцу, выдвинул нижний ящик, порылся в нем и достал журнал в защитной упаковке. Журнал назывался «Спортс глоуб». Номер вышел в свет двадцать лет назад. На обложке была фотография модели в купальном костюме. Желтая наклейка отмечала нужную страницу. Пайн бережно раскрыл журнал.
— Пиа, — сказал он с такой тоской в голосе, что Уайлд оторопел. — Красавица, да? — Уайлд взглянул на модель в шелковом бикини. — Этот снимок сделан через год после нашего знакомства. Пиа в основном рекламировала бикини и нижнее белье. Пробовалась для «Спортс иллюстрейтед», для номера с купальниками. В те времена это был не номер, а целое событие, помните? — (Уайлд ничего не сказал.) — В общем, Пиа пришла в «Спортс иллюстрейтед». На прослушивание, или как оно там называется. И знаете, что ей сказали?
Пайн умолк, чтобы Уайлд мог ответить.
— Нет, — сказал Уайлд, чтобы не тянуть резину.
— Что она слишком фигуристая. Так и сказали: фигуристая. Решили, что у нее… — он изобразил руками женскую грудь, — фальшивые. Представляете? Подумали, что с такими размерами у нее точно стоят имплантаты. — Он указал на фотографию. — Но они настоящие. Удивительно, да? — Уайлд промолчал. — Вы, наверное, смотрите на меня и думаете: «Вот скотина».
— Вообще-то, нет. — Уайлд решил солгать, чтобы Пайн не отказался продолжать разговор.
— Мы с Пией познакомились в Ист-Виллидже, в клубе. Я поверить не мог, что мне так повезло. То есть все вокруг за ней ухлестывали. Но мы с ней сразу нашли общий язык. Она была такая красивая, глаз не отвести. Мы крепко друг на друга запали. Я тогда работал в «Смит Барни», деньги зашибал приличные. Пиа подрабатывала моделью, кое-как перебивалась. Не говорю, что у нас все было идеально. Красавицы, женщины с такой внешностью, всегда слегка тронутые. Должно быть, безумие идет к ним в нагрузку. Но поначалу мне это даже нравилось, ну — сами понимаете, она была такая чувственная, просто супер. Любовь, деньги, большой город, никакой ответственности…
