— Крах, ты зайди…
Но Крах уже убегал прочь.
Уайлду пока не хотелось возвращаться в экокапсулу.
Он был завсегдатаем (насколько это слово применимо к его персоне) бара, расположенного на Семнадцатом шоссе, в крытом дворике стеклянного здания гостиницы «Шератон» в Мауве, штат Нью-Джерси. Гостиницу позиционировали как «демократичное место с отличным сервисом», что было недалеко от истины. Здесь останавливались заезжие бизнесмены — на одну ночь. Максимум на две. Такое положение вещей устраивало всех, включая Уайлда.
В баре «Шератона» была стеклянная крыша. Казалось, что сидишь на свежем воздухе. Бармены — например, Николь Маккристал — приветливо улыбались, когда Уайлд входил в зал. Клиенты — по большей части молодые управленцы, желающие стравить пар, — всегда были разные, но бармены оставались одни и те же. Уайлду нравились гостиничные бары: непостоянство и открытость публики, а если понадобится комната с кроватью — вот она, в пределах одной поездки на лифте.
Не слишком ли рано?
Может быть, но сколько еще ждать? Неделю? Две? К чему лишние условности? Никакой личной трагедии — ни у него, ни у Лейлы.
Как есть, так есть.
— Уайлд! — окликнула его Николь. Похоже, она была рада его видеть.
Она принесла ему пиво. В отношении пива Уайлд был человеком столь же демократичным, как и гостиница «Шератон» в отношении клиентов: охотно пил любое местное, что было на разлив. Сегодня это был «блонд-лагер» от пивоварни из городка Асбери-парк. Перегнувшись через стойку, Николь звонко чмокнула Уайлда в щеку. Том, стоявший в другом конце бара, помахал ему рукой.
— Давно ты не заходил. — Николь улыбнулась. У нее была добрая улыбка.
— Ага.
— Снова вышел на охоту? — (Он сам еще не знал ответа на этот вопрос, поэтому промолчал.) Николь придвинулась к нему. — О тебе спрашивали. Пара-тройка твоих трофеев.
— Не называй их трофеями.
— А как их называть? — Какой-то парень, причалив к дальнему концу стойки, поднял руку, и Николь сказала: — Подумай, какой вариант тебе больше нравится. А я подойду чуть позже.
Уайлд отхлебнул из кружки и прислушался к гулу гостиницы. Зажужжал телефон. Звонила Хестер.
— Уайлд? — Голос ее был едва слышен из-за фонового шума.
— Где вы?
— В ресторане.
— Ясно.
— У меня свидание.
— Ясно.
— С Ореном Кармайклом.
— Ясно.
— Уайлд, ты такой интересный собеседник. Столько энтузиазма.
— Мне что, закричать «ура»?
— Мать Наоми отказалась со мной разговаривать.
— Что вы имеете в виду?
— Сам-то как думаешь? Я имею в виду, что она не желает со мной говорить. Не перезванивает. Заявила, что ее дочь — не мое дело.
— Значит, Наоми у нее?
— Не знаю. Собиралась послать к ней моего сыщика, но она сейчас в путешествии. На юге Испании.
— Может, Наоми поехала с ней. Может, захотела сбежать от издевательств и мать увезла ее в Испанию.
— Где ты, Уайлд?
— В баре «Шератона».
— Поосторожнее там, — сказала Хестер. — Ты не умеешь пить. Чисто институтка на первом суаре.
— Что такое суаре?
— Подрастешь — узнаешь.
— И кстати говоря, кто такая институтка?
— Ха-ха. Утром поговорим. Мне пора к Орену.
— Ах да, вы же на свидании, — сказал Уайлд. И добавил: — Ура.
— Нахал.
Через какое-то время Уайлд разговорился с Сондрой, тридцатилетней рыжей хохотушкой в обтягивающих слаксах. Оба сидели у того края барной стойки, где было потише. Сондра родилась в Марокко, отец ее работал в посольстве.
— Цэрэушник, — объяснила она. — Почти все дипломаты — это разведчики. Не только американские. Какие угодно. Нет, ты только подумай. Допустим, нужно обеспечить кому-то охрану в самом сердце чужой страны. Или выкрасть нужного человека. Само собой, на такие задания посылают лучших людей из контрразведки. — В детстве Сондра часто переезжала из одного посольства в другое, по большей части в Африке и на Ближнем Востоке. — Все были в восторге от цвета моих волос. Насчет рыжих существует масса суеверий.
Сондра окончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе (ей там очень понравилось), где училась по специальности «гостиничное дело». Разведена, дома шестилетний сын.
— Я мало путешествую, но раз в год обязательно устраиваю себе такую поездку.
