— Пропала девочка, — сказал Уайлд.
— Он ничего про нее не знает.
— Коли так, почему ему несладко?
— По иным причинам.
— Могу я узнать ваше имя? — спросил Уайлд.
— Зачем?
— Затем, что вам известно мое.
— Гэвин Чеймберс, — сказал седой после паузы.
— Охранное агентство Чеймберса? Полковник Чеймберс?
— Да. Отставной полковник.
«Ого», — подумал Уайлд. Мейнарды серьезно относятся к вопросу безопасности. Он хотел было отойти в сторонку, чтобы Лейла не слышала разговора, но по выражению ее лица понял, что лучше этого не делать. Иначе будет скандал.
— Вам известно, как Крах поступил с Мэтью, полковник?
Услышав это, Лейла широко раскрыла глаза.
— В подвале стоит система видеонаблюдения, — ответил Гэвин.
— Значит, вы все видели?
— Видел. К сожалению, этой записи больше не существует. Случайно стерли. Сами знаете, как оно бывает.
— Знаю.
— Вы примете мои извинения?
— Избили-то не меня.
— В таком случае прошу передать мои извинения Мэтью. — Уайлд промолчал. — Я обязан обеспечивать безопасность Мейнардов, мистер Уайлд. Это моя работа. И ставки в ней повыше, чем стычка между подростками.
— Например?
Чеймберс не ответил.
— Я знаю, что вы специалист в своем деле. Как и я. И у меня широкие возможности. Думаю, если между нами вспыхнет конфликт, ничем хорошим он не закончится. Сопутствующего ущерба не избежать. Я понятно выражаюсь?
Уайлд взглянул на Лейлу и Мэтью. Сопутствующий ущерб.
— Я не очень люблю, когда мне угрожают, полковник.
— Никому из нас не хочется провести остаток жизни, постоянно проверяя, нет ли кого за спиной. Верно?
— Верно.
— Поэтому я протягиваю вам руку дружбы.
— Крепковата ваша дружба.
— Согласен. Скорее это предложение разрядить обстановку. Как говорят французы, détente[1]. Кстати, пистолет можете оставить себе. У нас хватает других пистолетов. Доброй ночи, мистер Уайлд. — И Чеймберс завершил звонок.
— Что это, черт возьми, было? — спросила Лейла.
Уайлд вернул ей телефон. Сегодня ему пришлось решать сразу несколько проблем. С непосредственной угрозой (той, что тревожила его сильнее всего) он вроде бы разобрался. Люди Мейнарда не пустились в погоню. Мэтью дома. В безопасности. Поэтому Уайлд переключился на проблему Наоми Пайн.
Когда Хестер говорила с отцом, тот сказал, что Наоми гостит у матери. Это неправда. Очевидно, начинать нужно с отца Наоми.
— Этот звонок как-то связан с Наоми Пайн? — спросила Лейла.
Мэтью тихонько охнул:
— Ты про это знаешь?
— Все про это знают. После эфира твоей бабушки школа разослала срочное оповещение. Ожили все родительские чаты в соцсетях. Не желаешь рассказать, что происходит? Пожалуйста!
— Желает, — сказал Уайлд и бросил Лейле ключи от машины. — Мне нужно идти.
— Постой. Идти? Куда?
Объяснение затянулось бы надолго.
— Постараюсь вернуться, если ты не против.
— Уайлд?
— Мэтью все расскажет.
Уайлд развернулся и побежал в сторону леса.
Существует теория — сформулировал ее психолог Андерс Эриксон, а популяризировал Малькольм Гладуэлл, — согласно которой десять тысяч часов практики делают вас экспертом в определенной области. Уайлд считал, что это чушь, но понимал, что подобные попсовые лозунги подкупают своей простотой.
Теперь он бежал по лесу. Глаза уже привыкли к темноте. Правила вроде эриксоновского не учитывают две переменные: интенсивность и вовлеченность. Сколько Уайлд себя помнил, он всегда бегал по лесу. Один. Приспосабливался. Выживал. Это была не практика. Это была жизнь. Врожденный инстинкт выживания. Да, часы имеют значение. Но интенсивность гораздо важнее. Представьте, что у вас нет выбора. Одно дело, если ты бегаешь по лесу веселья ради или для того, чтобы порадовать своего папашу. Другое — когда ты стоишь перед выбором: изучить лес как свои пять пальцев или умереть. Вот она, настоящая вовлеченность. Когда человек пробует понять, каково это — быть слепым, он завязывает глаза. Нет уж, извините, это не то же самое, что ослепнуть. Повязку всегда можно снять. Это дело добровольное и потому безопасное, в такой ситуации ты сам себе хозяин. Некоторые тренеры говорят детям: играйте так, словно от исхода игры зависит ваша жизнь. Неплохой мотивационный совет, но если это не так — а это не так, — нужной интенсивности не добиться. Реальная угроза — совсем другое дело.