До места осталось сто ярдов.
Уайлд заметил что-то красное.
Не человека. Через несколько секунд, подбежав ближе, он понял, что красный предмет сравнительно невелик: примерно фут в длину, фут в высоту.
Переносной холодильник. В самый раз для шести банок пива и пары бутербродов.
Уайлд почувствовал, как дыбятся волосы на загривке.
Непонятно почему. Просто холодильник. Но инстинкт не обманешь.
Он приблизился, опустил защелку, поднял крышку, заглянул внутрь.
Попытался взять себя в руки. Получилось неважно. Хорошо хоть сдержал крик. Не завопил на весь лес.
Просто стоял и смотрел на отрезанный палец. На пальце был перстень, а на перстне — улыбающийся череп.
Мать Наоми — Пиа — жила на Манхэттене в четырехэтажном таунхаусе в стиле неоренессанс на Парк-авеню. Женщина в черном, вылитая французская горничная, открыла дверь и провела Хестер по паркетному полу в елочку мимо обшитых дубовыми панелями стен и замысловато украшенной лестницы в пышный сад во внутреннем дворе.
Пиа сидела в шезлонге — в темных очках, бежевой панаме и едва застегнутой кофточке цвета морской волны. Когда вошла Хестер, Пиа не встала. Даже не повернулась в ее сторону.
— Не понимаю, почему вы меня преследуете.
Ее высокий голос дрожал. Не дожидаясь приглашения, Хестер придвинула свободный шезлонг поближе к Пиа и уселась. Ей хотелось слегка потревожить личное пространство этой женщины.
— Мило у вас тут, — сказала Хестер.
— Спасибо. Что вам нужно, миссис Краймштейн?
— Я пытаюсь найти вашу дочь.
— Ваша помощница об этом упоминала.
— И вы отказались обсуждать этот вопрос.
— Во время второго звонка, — сказала Пиа.
— Правильно. В первый раз вы пошли нам навстречу. Сказали, что ничего не знаете. Почему во второй раз вы повели себя иначе?
— Решила, что с меня довольно.
— Да, Пиа, вот только мне не верится.
Из-за темных очков невозможно было понять, куда смотрит Пиа. К Хестер она не поворачивалась. Бывшая миссис Пайн была сногсшибательной женщиной, это без вопросов. Хестер знала, что в прошлом Пиа работала моделью, рекламировала купальники, и это прошлое было не таким уж далеким.
— Знаете ли, она мне не дочь.
— Угу.
— Я отказалась от всех родительских прав. Вы же адвокат. Понимаете, что это значит.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему вы отказались от родительских прав?
— Вы же знаете, что она — приемный ребенок.
— Наоми, — сказала Хестер.
— Простите?
— Вы все говорите: «она» да «она». У вашей дочери есть имя. Ее зовут Наоми. И какая разница, приемная она или нет? Как это касается ее имени?
— Я действительно не могу вам помочь, миссис Краймштейн.
— Наоми связывалась с вами?
— Я бы предпочла не отвечать.
— Вы отказались от родительских прав добровольно? Или же были их лишены?
— Добровольно. — Пиа по-прежнему смотрела в сторону, но теперь тонко улыбалась.
— Чтобы против вас не выдвинули обвинений?
— А, — Пиа едва заметно кивнула, — вы разговаривали с Бернардом.
— Вам место в тюрьме.
— Миссис Гольдман? — сказали за спиной у Хестер. В саду появилась молодая женщина с детской коляской. — Натану пора в парк, на прогулку.
Пиа повернулась к женщине и широко улыбнулась:
— Ступайте, Энджи. Я догоню вас у воды в зимнем саду.
Молодая женщина укатила коляску.
— У вас есть сын? — Хестер постаралась не выказать ужаса.
— Натан. Десять месяцев. И да, биологически он мой. И моего мужа.
— Я думала, вы бесплодны.
— И я так думала. Разумеется, со слов Бернарда. Выходит, что проблема была с его стороны. — Она склонила голову набок. — Миссис Краймштейн? — (Хестер ждала.) — Я ни разу ее не обидела.
— Наоми, — сказала Хестер. — Ее зовут Наоми.
— Бернард все выдумал. Он лжец. И не только лжец. Жаль, я не сразу поняла, что он за птица. Конечно, не я первая так говорю. Но жаль, что не поняла. А может, дала слабину. Бернард издевался надо мной. Вербально, эмоционально, физически.
— Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
— Я слышу в вашем голосе недоверие.
— Не будем о моем голосе, — сказала Хестер чуть резче, чем намеревалась. — Вы кому-нибудь рассказывали?
— Нет.
— Почему?
— Вам и правда хочется выслушивать историю очередной жертвы мужских издевательств, миссис Краймштейн? — Улыбнувшись, Пиа снова склонила голову набок, и Хестер подумала: интересно, скольких мужчин пленило это нехитрое движение? — Бернард умеет быть обаятельным, произносить убедительные речи. И еще обожает манипулировать людьми. Он рассказывал вам про ванну с кипятком? Это его любимая история. Разумеется, выдуманная. Будь это правдой, она… — на сей раз Пиа осеклась, — Наоми попала бы в больницу, верно?
