Он слышит, как сын гремит посудой на кухне. Может, снова готовит ему завтрак. Сын изменился с тех пор, как переехал сюда. Хотя, может быть, он изменился уже давно, но Терри это заметил только сейчас, когда они стали жить вместе и проводить больше времени друг с другом. Раньше Зеб был необщительным и угрюмым, к нему было не подступиться. На следующий год ему исполняется двадцать семь, Терри все правильно подсчитал. А самому Терри, стало быть, сколько? Он с трудом разлепляет глаза, кое-как поднимается и идет к зеркалу. Не самая удачная мысль.
Он как-то раз слышал по Радио-4, что Мик Джаггер взбесился, когда его фотографию опубликовали на обложке журнала «Saga». Терри пытается выковырять желтую слизь из уголков глаз — отекших и красных, как у блудхаунда. Если бы он выглядел так же бодро, как Джаггер, он бы не стал беспокоиться насчет своих опубликованных фотографий. В последнее время он себя чувствует таким же помятым и сморщенным, как яйца Кейта Ричардса.
— Завтрак готов, — кричит Зеб из кухни. — Придешь сюда? Или тебе принести в постель?
— Сейчас приду, — хрипит Терри в ответ.
Завтрак в постель. Зебеди и вправду взрослеет. На это ушло целых двадцать пять лет, но сын все-таки вырос. «Зебеди». Да, нельзя винить мальчика, что тот обиделся на родителей, выбравших ему такое имечко. Хотя назвали его в честь злого волшебника из «Волшебной карусели», а не в честь библейского персонажа. Тогда были совсем другие времена. Надо было назвать его Беном, в честь мистера Бена[36]. Это имя ему бы подошло: судя по тому, сколько работ он успел сменить.
Терри надевает халат и идет на кухню. Зебеди улыбается и салютует ему деревянной лопаточкой.
— Ты как, папа? Нормально? — интересуется он. — Мы вчера очень даже неплохо уговорили бутылочку виски.
На нем спортивная рубашка от Фреда Пери; тесные рукава подчеркивают рельеф мышц, вполне вероятно, наращенных на стероидах. Видимо, старина Фред снова в моде, думает Терри, раз Зеб его носит. Похоже, на всем, что он носит, стоит чье-то имя: Томми Хилфингер, Ральф Лорен, Донна Каран, Серджио Таччини. Сам Терри, когда был маленьким, тоже носил одежду с чужими именами — с именами прежних владельцев, написанными на бирках, нашитых с изнанки у ворота. Забавно, но он никогда не стремился иметь много денег, в отличие от многих тогдашних его друзей. Есть деньги — классно. Нет — не беда. Деньги — это всего лишь метафора, просто средство добыть то, что нужно, так что деньги, конечно, нужны, но не как самоцель; они не имеют действительной стоимости. Когда они новые, режут пальцы, когда они старые — воняют, так Терри всегда говорил о деньгах. А вот у Зеба подход совершенно другой. В этом смысле они очень разные.
Зебеди аккуратно перекладывает яйцо, две колбаски и два кусочка бекона с большой сковородки на тарелку Терри, па которой уже лежит горка поджаренных помидоров. Потом Зеб возвращает сковородку на плиту и выбивает туда еще два яйца, уже для себя. Терри садится за стол, смотрит на гору еды на тарелке. Его немного подташнивает, но он знает, что горячий и жирный завтрак приведет его в чувство. Или когда-нибудь отзовется тромбозом сосудов. Сыну-то хорошо: наверняка он сегодня пойдет в спортзал, и к обеду все съеденные калории превратятся в мышцы. Сегодня Зеб даже преодолел свое подозрительное отношение ко всяким соусам и приправам, и Терри выдавливает на тарелку кетчуп — яркое пятно цвета посреди мертвых продуктов мясоперерабатывающего комбината. На крышке, с внутренней стороны, рыжеет колечко засохшего соуса. Терри сдирает его ногтем и тут же жалеет об этом, потому что не знает, куда его теперь положить. В конце концов, он вытирает палец о халат; все равно халат нужно стирать. Зеб ставит перед ним чашку с кофе, и Терри говорит: «Спасибо» — и берет нож и вилку, как будто только и ждал, чтобы этот последний кусочек паззла встал па место. А теперь можно и приступать к завтраку. Он подцепляет на вилку кусок помидора, макает его в кетчуп и только потом понимает, как это абсурдно. Впрочем, с кетчупом все вкуснее. Даже, как выясняется, помидоры.
