Старуха так и сделала. Макунаима попросил ее еще покуда не открывать глаз, а сам тем временем перенес все припасы: хижину, стрелы, корзины, мешки, фляги, сита, гамаки — на незатопленный открытый участок лесистого берега на холмике на том берегу реки. Когда старуха открыла глаза, Макунаима уже все перенес, а еще там было много дичи, рыбы, спелых бананов, было еды вдоволь. Тогда она пошла собирать земляные бананы.
— Матушка, не сочти за дерзость, но куда ты рвешь столько бананов?
— Отнесу их твоему братцу Жиге с красавицей Ирики и братцу Маанапе, а то они, бедные, поди, голодают.
Макунаима страшно расстроился. Думал он, думал и наконец сказал старушке:
— Мама, а кто перенесет наш дом на тот затопленный берег, кто перенесет? Ты спроси так, матушка, и глазки закрой.
Старушка сказала, как велел ей сын. Макунаима попросил ее еще покамест не открывать глаза, а тем временем перенес все их пожитки на залитый водой илистый лужок на том берегу. Когда она открыла глаза, все уже стояло как раньше, как будто ничего и с места не сдвигали, да и сама хижина стояла рядом с хижинами братца Маанапе и братца Жиге с Ирики-красавицей. И животы вспухли от голода сильнее прежнего.
Тогда старуха не на шутку разозлилась. Она схватила героя на руки и отправилась прочь. Пройдя через весь лес, они очутились в бескрайнем поле, в степи, которая зовется Иудиным Пустырем. Долго она шла по этому полю, так далеко ушла, что уже было не видать леса, а самому полю конца-края нет, и ничего на нем не растет, не движется, только колышутся деревья кешью. Даже птичка-красноспинка, что умеет петь на разные голоса, не прилетает развеять тоску-печаль. Старушка положила малыша на поле, где он больше не мог расти, и сказала:
— Теперь уходит прочь от тебя твоя матушка. Ты останешься здесь, на пустыре, и больше не вырастешь.
И ушла с глаз долой. Макунаима оглядел пустынную местность и почувствовал, что вот-вот заплачет. Но рядом никого не было, так что и плакать было нечего, — он и не стал плакать. Встал, собрался с духом и потопал вперед, перебирая кривыми ножками. Неделю брел он не разбирая дороги и, наконец, встретил Куррупиру с его верным псом Медовиком, которые жарили мясо у своего дома. А Куррупира ведь живет на верхушке пальмы тукум и просит у людей прикурить. Макунаима спросил:
— Дедушка, не дашь ли ты мне мясца поесть?
— Что ж не дать, — ответил Куррупира.
Отрезал от своей ноги кусок, пожарил, дал мальчику и спросил:
— Что ж ты на пустыре-то делаешь, малой?
— Гуляю.
— Да ну!
— Ну да, гуляю…
Тогда Макунаима рассказал, как мать наказала его за то, что он зло поступил с братьями. И когда рассказывал про то, как он перенес дом с благодатных земель туда, где даже зверь не пробегал, заливисто расхохотался. Куррупира взглянул на него и пробурчал:
— Ты, малой, не мальчишка уже, ты не мальчишка… Так только взрослые поступают…
Макунаима поблагодарил Куррупиру и попросил его показать дорогу к деревне чернокожих индейцев. А Куррупира, он же хотел съесть героя, потому указал неверный путь:
— Ты иди вот здесь, мальчик-мужчина, прямо иди вот так, а как пройдешь вон тот пень, сверни налево, повернись там и возвращайся — окажешься прямо под моими кокосами.
Макунаима пошел по дороге, которую указал ему Куррупира, но, когда увидел пень, почесал ногу, пробормотал:
— Ай, как же лень!.. — И пошел напрямик.
Куррупира ждал-ждал, а малой все не возвращался… Тогда чудище взгромоздилось на оленя, который у него заместо коня, ударило его круглой ступней в бок и пустилось в погоню, покрикивая:
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса!
А мясо отвечало из живота героя:
— Что такое?!
Макунаима ускорил шаг и бегом помчался в кусты каатинги, но Куррупира гнал быстрее, и все стремительнее и стремительнее сокращалось расстояние между чудищем и мальчуганом.
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса!
А мясо отвечало:
— Что такое?!
Малой в ужасе думал, что же ему делать. А в тот день была назначена лисья свадьба, и старушка Вей, Солнце, просеивала свой свет сквозь сито дождя. Макунаима увидал на дороге лужу, хлебнул мутной водицы и изверг мясо.
