Маковое море - страница 35

. Как основатель владений, он был не ограничен в создании ландшафта по своему вкусу, а потому без всяких колебаний приказал вырубить кусты и деревья, которые застили вид на реку, в том числе древние манго и густую бамбуковую рощицу, вымахавшую в высоту на пятьдесят футов. Теперь обзор реки не имел никаких помех, если не считать прикорнувшую у берега беседку, откуда были видны усадебные причалы. Этот изящный бельведер отличался зеленой черепичной крышей в стиле китайских пагод.

Узнав беседку, о которой говорил рулевой, Джоду воткнул весло в илистое дно, дабы лодку не снесло течением. Оказалось, проблема вовсе не в том, чтобы найти дом Путли. Особняки являли собой небольшие крепости, охраняемые слугами, которые всякого незваного гостя сочтут соискателем на свое место. Сад с зеленой беседкой выглядел самым большим и самым неприступным, на его лужайках развернулась армия садовников: одни пропалывали цветники, другие вскапывали новые клумбы, третьи скашивали траву. В заношенной повязке и линялом полотенце вместо чалмы, Джоду не имел шансов миновать их защитные порядки, в мгновенье ока его схватят и передадут стражникам, чтобы те отдубасили воришку.

Его неподвижная лодка уже привлекла внимание работника, на причале шпаклевавшего каик. Бросив кисть из пальмовых листьев в ведро со смолой, он хмуро воззрился на Джоду.

— Эй ты! — крикнул шпаклевщик. — Чего надо?

Джоду одарил его обезоруживающей улыбкой.

— Здравствуйте, господин лодочник, — сказал он, польстив работнику тем, что на пару разрядов повысил его в ремесленной табели о рангах. — Я прям залюбовался домом. Наверное, самый большой в округе?

— А как же, оно уж конечно, — кивнул работник.

— Видать, и семья большая, — закинул удочку Джоду.

Шпаклевщик презрительно скривился:

— Вот еще, в этаком доме табором не живут. Не, только Берра-саиб, Берра-биби и Берра-малыш.

— Да ну? И больше никого?

— Ну, еще барышня, только она им не родня, — дернул плечом работник. — Так, приютили по доброте сердечной.

Хотелось узнать больше, но Джоду понимал, что дальше расспрашивать неблагоразумно — если проведают, что девушкой интересовался какой-то лодочник, у нее могут быть неприятности. Но как же передать ей весточку? Джоду раздумывал над проблемой, когда вдруг в тени беседки заметил саженец чалты[41], которую знал по ароматным белым цветам и кисловатым плодам, вкусом напоминавшим неспелые яблоки.

Подражая своим сельским родичам с их нескончаемым запасом вопросов, Джоду невинно поинтересовался:

— А что, чалту недавно посадили?

Шпаклевщик хмуро покосился в сад:

— Ту, что ли? — Он скривился и пожал плечами, словно открещиваясь от ублюдка. — Ну да, девицына забава. Вечно сюда шастает, только садовникам мешает.

Джоду попрощался и развернул лодку. Он сразу догадался, что деревце посадила Путли — она обожала эту кислятину. В Ботаническом саду чалта росла под окном ее спальни, и Путли собирала плоды, чтобы замариновать или сделать приправу чатни. Все шалели, когда она ела их даже сырыми. Зная дотошность Путли, Джоду был уверен, что на рассвете садовница придет поливать своего выкормыша, и тогда можно будет ее перехватить, пока не встали слуги.

Он греб против течения, высматривая укромное, но близкое к жилью местечко, куда не сунутся леопарды и шакалы. Углядев подходящий закуток, Джоду поддернул повязку и спрыгнул в воду, чтобы привязать лодку к корням гигантского фикуса, росшего на заиленном берегу. Потом снова залез в лодку, ополоснул ноги и жадно уплел горшочек заветрившегося риса.

Покончив со скудным ужином, Джоду расстелил циновку под маленьким соломенным навесом, устроенным на корме. Темнело. Солнце валилось за дальний берег Хугли, на котором еще читались контуры Ботанического сада. Джоду чертовски устал, но не желал спать, пока на подсвеченной небесами воде кипела жизнь.

Начинался прилив. Река кишела судами, спешившими к своим причалам или на фарватерную стоянку. Покачиваясь в лодке, Джоду представлял, что свет перевернулся вверх тормашками и небо обратилось в реку с берегами из облаков; если смежить веки, то мачты и рангоуты представали вспышками молнии, пронизывающими лавину парусов, которые исполняли роль грома и трепетали на ветру, вздымаясь и опадая. Щелканье парусины, пронзительное пение ветра в снастях, стон дерева, глухие удары волн о нос корабля — всякий раз эти звуки изумляли, превращая каждое судно в самоходную бурю, а самого Джоду — в орла, кружащего в ее охвостье, дабы поживиться останками разрушений.