Борис. Что же ты… Чего же ты хочешь?
Соня. У тебя здесь? Где? Здесь? С собой?
Борис. Не трогай меня… Не ищи… Здесь.
Соня. И знаешь, Боря, надо просто, просто совсем ни о чем не думая. Мы жить «просто» не умеем, а это сумеем просто, да? Ни о чем не думать. Может, о глупостях, о детстве, помнишь; как мы с тобой в Тимофеевском за ригой колокольчики рвали, и я говорила, что они «лазоревые», а ты спорил – лиловые… Помнишь?
Борис. Соня, Соня… Мне страшно…
Соня. Отчего страшно? Ну, хочешь – я сказала… Я сама… или как хочешь. Мне все равно.
Борис. А мама?
Соня. Не думай, не говори о маме, не вспоминай. Она счастливая. Она правая, она живая. И дядя Пьер живой, и Андрей… А мы мертвые, мы все равно мертвые, и нам… Нам честнее…
Борис. Соня… Ради Бога…
Соня. Что? Ну не надо. Ну успокойся. Уходи, уходи скорей, оставь меня. Что я делаю с тобой! Я не о тебе говорила, забудь… Я ничего не знаю о тебе…
Борис. Нет, Соня, ты знаешь.
Соня. Вот… и мне невероятно страшно. Ты не можешь – не думая, ты не можешь просто… Просто, радостно, светло… Здесь? (Вынимает у него из кармана револьвер, кладет рядом на стол).
Борис. Кажется, могу. Да, могу, Соня… родная… девочка моя… сестра моя маленькая… Только так и могу… Ни о чем не думая; вот о маках полевых, о дороге проселочной… Прощаться с ними…
Соня. Без страха, без боли, только с нежностью, да? Пусть они будут, милые, пусть разгораются огоньки алые… И друг с другом мы там же простимся, хочешь? Поцелуемся крепко-крепко, хочешь?
Борис(обняв ее). Соня, я знаю, я чувствую, тут вина на вину, и ты знаешь. А мне легко, точно все… простится.
Соня. Уж простилось где-то, милый. Ведь очень мы были несчастные. Очень слабые. И так мы любили… Так мы с тобой все… любили…
Берет в руку револьвер.
Занавес.
[1907]
