В глухом Усакинском лесу среди болот, валежника и бурелома, за небольшой безымянной лесной речушкой стоят три вросшие в землю шалаша, почти наполовину засыпанные снегом. Их не сразу можно заметить, особенно издали. Здесь живут люди различных национальностей и разных профессий. Всех их связала одна судьба, одни стремленья, одни помыслы. Любовь и ненависть живут в их сердцах. Велика у них любовь к матери-Родине и огромна ненависть к её врагам. Любовь и ненависть вложили им в руки оружие, привели их в лес, в партизаны.
Присутствие людей в старом лесу выдает лишь синий дымок, день и ночь курящийся из чёрных прогорелых железных труб, привезённых из сожжённых гитлеровцами белорусских деревень — Усакино, Дубно, Заличинки и многих других, по которым прошла коричневая фашистская чума. Часто над заснеженным, безмолвным Усакинским лесом чёрным коршуном кружит немецкий самолёт–разведчик. Наклоняясь то на одно, то на другое крыло, он, словно ястреб–стервятник, высматривает добычу. Тогда на земле кто‑то невидимый кричит: «Воздух!», и сразу в лесу всё замирает, даже синие струйки дымков, вдруг оторвавшись от труб, прячутся, расползаясь среди лапчатых, мохнатых елей, похожих на китайские пагоды. Сердито воя, самолёт, чуть покачиваясь, уходит на запад. И опять кто‑то кричит: «Отбой!». Лесное эхо многократно повторяет это слово, пока оно не замрет окончательно где‑то далеко–далеко в лесной гущаре. И снова курятся дымки из тонких железных труб над шалашами, и опять снуют человеческие фигуры, оглашая своими голосами безмолвие зимнего леса.
В двух крайних шалашах живут бойцы–партизаны, в центральном — командир и комиссар отряда. С ними живёт и Даша, занимая небольшой уголок шалаша. Она готовит для командиров пищу и вообще ведёт всё их. несложное партизанское хозяйство: стирает бельё, топит железную печурку. Но большую часть времени она проводит в шалашах партизан, где живут её подружки Оля Дейнеко и Мария Степановна и куда частенько заходят Макей и Сырцов. Здесь, в шалашах партизан, царит всегда то шумное оживление, которое присуще только людям, жизнь которых сопряжена с постоянными опасностями. Они как бы заключили между собой безмолвный уговор: «Живи пока жив, веселись пока можно, а когда придёт час смерти — умри достойно, как должно умереть народному мстителю».
Несмотря на все лишения, невзгоды и постоянную опасность для жизни, партизаны не унывают. То они надрываются со смеху, рассказывая друг другу смешные истории, слышанные когда‑то от стариков или вычитанные в книгах, то поют с упоением, до самозабвения, как могут петь только наши, советские люди.
Когда Макей и Василий Сырцов заходят к партизанам, всё как‑то сразу оживает. Всем хочется показать себя с самой лучшей стороны. Оба они Макей и Сырцов — любят песни и сами часто подтягивают партизанам. У Макея — неплохой голос и он иногда выручает своих хлопцев, особенно тогда, когда те, забрав слишком высоко, вот–вот могут сорваться.
— Помогите, товарищ командир, не сдюжим.
Тогда выступает Макей:
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно;
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Голос его звенит и на какой‑то незримой высоте вздрагивает, вибрирует. Ведь это про их лес поётся; это он, Усакинский лес немолчно шумит и днём и ночью. Это здесь погребены многие беды. Но вдали их ждёт радость, счастье:
Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна…
Это обещает Макей. А хор подхватывает и гремит Смело, братья!
Макей провозглашает, как бы предостерегая:
Но туда выносят волны
Только сильного душой!
Песня растёт, ширится и, кажется, словам этой песни вторит пролетающий над шалашом ветер, аккомпанирует мощным гудом своим сам Усакинский лес. Это любимая песня Макея.
Но вот ребята устали от песен. Один за другим они отходят в сторону, ложатся на топчаны, заводят разговоры. Кто‑нибудь начинает рассказывать смешную или страшную историю, небылицу и шут знает что!
Над шалашами партизан–макеевцев нависла тёмная декабрьская ночь. Глухо и протяжно гудит Усакинский лес. Время от времени откуда‑то, сквозь этот немолчный гуд, доносятся то близкая пулемётная стрельба, то да лёкие орудийные выстрелы, иногда низко, над самыми верхушками сосен проходит невидимый немецкий самолёт. Партизаны так привыкли ко всему этому, что, кажется, ничего уже не замечают. В шалаше от раскалённого железа печурки угарно, душно. Но тепла нет. Клубы табачного дыма лезут в носоглотку. Некурящий Иван Свиягин задыхается. Но он неутомим, он всё рассказывает и рассказывает. Завернувшись в шубы и полушубки и сгрудившись вокруг раскалённой печурки, ребята с восхищением слушают рассказчика.
