— Ну, дай поцелую. Обрадовал! Грешила на тебя, дезертир, думаю.
Она трижды поцеловала Макея в губы.
А теперь ступай! Знаю — надо спешить. Хлопцы твои давно уже вышли, тебя ждут. И этот старый собрался с тобой, — указала она на деда Петро. — Без меня, говорит, он, Макей, ни за что пропадёт. Ведь я эту партизанскую жизнь хорошо, говорит, знзю. Всё про Талаша твердит.
— Талаша не тревожь! — ощерился дед Петро. — А от Макея я не отстану.
Севастьян Иванович с доброй усмешкой смотрел на деда Петро: «Геройствует!»
Сырцов попробовал отговорить старика:
— Тяжеловато вам будет, папаша.
— Не твоя напасть, сынок! — сердито проворчал дед Петро.
Макей знал деда: коли он что зарубил — поставит на своём. Уж на что бабка Степанида упорная старуха, ворчит, пилит его, но и она порой отступается от него. Только махнёт рукой да и скажет: «Вол, а не человек».
— Нехай деду идёт с нами, товарищ комиссар, — сказал Макей.
Бабка Степанида вскинула на Макея большие увлажнённые глаза и благодарно сказала:
— Добро, впуче, старый конь борозды не портит. Плохому тебя дед не научит. И мне будет спокойнее. Борони вас бог!
Бабке Степаниде вдруг показалось, что Макею без деда Петра в партизанах, действительно, будет трудно.
— Ну, не пора ли? — сказал Сырцов и встал.
— Пошли! — поддержал его Макей и тоже встал.
Что‑то больно толкнуло бабку в сердце. По рыхлому, полному лицу её сами собой побежали слёзы. И неожиданно эта шустрая старуха запричитала:
— Колосики вы мои верные! На какие муки–страдания идёте?! Ох, ироды! — уже гневно кричала она, угрожая невидимому врагу, обрекшему народ на такие страшные испытания — Отольются волку наши слезы!
Дед Петро нахмурился.
— Не люблю я этих слёз. Пошли, хлопчата.
Он вышел из жаркой хаты. Все пошли за ним следом.
В это время по улице бежал мальчик 13–14 лет. Он громко что‑то кричал, махая рукой. Макей широко и радостно улыбнулся:
— Да ведь это Костик!
— Он и есть, сукин кот! — сердито, но добродушно воскликнул дед Петро.
Костик подбежал прямо к Макею. Лицо его разгорелось от бега и мороза. Он тяжело дышал:
— Дядя Макей, возьми меня с собой!
Макей отвёл его в сторону и что‑то шепнул. На худеньком лице мальчика мелькнуло разочарование. Ма кей стал ему что‑то горячо доказывать, и мальчик, заулыбавшись, сказрл:
— Хорошо, дядя.
— Итак, Костик, не забывай нашего уговора, - сказал Макей и дал команду трогаться.
Дед Петро встал на лыжи и широким шагом, не оглядываясь, пошёл к лесу. Небольшая котомка висела у него за плечами. Берданку старик по–охотничьи держал в руках. Простившись с бабкой Степанидой и Севастьяном Ивановичем, Макей, Сырцов и Даша пошли вслед за дедом. Костик, прижавшись к бабке Степаниде, смотрел вслед лыжникам, и слёзы катились у него из глаз.
Четверо лыжников приблизились к урочищу. Впереди широко шагал дед Петро. Белая борода его раздувалась на ветру. Сзади лёгким мелким шагом шла Даша, одетая в физкультурные синие штаны и короткую жёлтую, отороченную белым барашком, шубку. На голове у ней беличья шапка с длинными ушами. Позади, рядом, шага ли Сырцов и Макей, перебрасываясь незначительными словами.
Вот они вошли уже в густой лес и заметили эго лишь по темноте, вдруг охватившей их, и по тому гуду, который немолчно, день и ночь, стоит над большими урочищами.
— Сюда! Сюда! — услышали они голоса и увидели, как к ним бежали люди с сияющими, радостными лицами. Они оживлённо махали руками. Данька Ломовцев и Петка Лантух, подбежав, схватили деда Пегро и раза два подбросили его.
Дос! Дос, хлопчата! — выкрикивал дед Петро, держа обеими руками берданку и отбрыкиваясь ногами от богатырской хватки Данилы Ломовцева. — Дайте, сукины сыны, дух перевести!
Когда его поставили на снег, первым делом он хватился трубки:
— Трубку, кажется, обронил. Ты, Данька, виноват!
В это время к ним подошли Михась Тулеев, Ропатинский, Оля Дейнеко, Демченко, Мария Степановна, Услышав, что дед Петро сокрушается о пропавшей трубке, Ропатинский покатился со смеху:
— Да она у тебя в руке, деду!
— Што ржёшь, словно мерин? Пустольга!
Подошли Макей и Сырцов и тоже рассмеялись.
Деду Петро этот смех показался обидным, и он всю последующую дорогу сердито молчал. Теперь все гуськом пробирались глухим лесом. Шли’ тихо, молча и только было слышно, как шуршали по снегу лыжи. Впереди Василий Сырцов: он вёл отряд к своей стоянке.
