«С чего начнем?» – спросил Чапин. «С Малера, – ответил
маэстро. – Я собираюсь в следующие несколько сезонов исполнить все его симфонии
и хочу записать их. Публика готова к тому, чтобы слушать Малера. Его время
пришло.»[19]
Эти слова, «мое время придет!», принадлежали самому Малеру.
В 1960-м исполнялось сто лет со дня рождения композитора и не было ничего неразумного
в том, что Нью-Йоркский филармонический задумал исполнить цикл его симфоний –
и исполнил, продав за несколько лет 2000 концертных билетов. Однако фирме грамзаписи
требовалось, чтобы не потерпеть убыток, продавать долгоиграющие грампластинки в
количествах намного больших, а Малер был композитором малоизвестным, обожаемым
лишь европейскими эмигрантами да еще горсткой людей. Продать предстояло десять
симфоний, а между тем Бруно Вальтер уже записывал Первую и Девятую с оркестром
«Columbia Symphony». Получалось, что CBS должна была записать конкурирующие
версии симфоний, которые и продаваться-то не будут.
Бернстайн отстаивал Малера с пылкой убежденностью. «Малер
писал о Малере, – утверждал он, – а это означает, попросту говоря, что он писал
о конфликте. Подумайте: Малер-творец против Малера-исполнителя; еврей против
христианина; верующий против сомневающегося; наивный против умудренного;
провинциальный чех против венского homme du monde[17];
фаустианский философ против восточного мистика; оперный симфонист, не
написавший ни одной оперы… из этих оппозиций вырастает бесконечный список
антитез – целый реестр инь и ян, – которые наполняют музыку Малера»[20]. На
заре Века Водолея Бернстайн представил Малера как музыканта для всех и каждого
– и, похоже, это сработало.
Говорил Бернстайн красиво и гладко, однако победу одержали
размах его аргументации и страстность исполнения. Используя все возможности
средств массовой информации – и главным образом, популярность его «Концертов
для молодежи» на телевидении CBS, – Бернстайн обратил Малера в современного
композитора. И хотя Рафаэль Кубелик одновременно записал на DGG такой же
комплект симфоний, лиричный и мирный, именно Бернстайн поставил Малера в центр
мирового внимания.
Тот же прозелитский дар Бернстайн использовал – без разбора
и не всегда разумно – и применительно к множеству своих американских
современников: Копленду, Барберу, Дайамонду, Файну, Рорему и Шумену. Его
энтузиазм распространялся на слабоватых Нильсена и Мийо, среди заказанных им
произведений была гигантская «Sinfonia» Лучано Берио – музыкальный комментарий
к симфонии «Воскресение» Малера. Удивительно, но публика доверяла полетам его
фантазии, несмотря на уничижительную критику Гарольда Шонберга из «Нью-Йорк
Таймс» и на рутинных Чайковского и Рахманинова, которых Юджин Орманди предлагал
ей во время регулярных гастролей Филадельфийского. В течение одиннадцати лет
Бернстайн заставлял Нью-Йорк восторгаться им, а его зал каждый вечер наполняли
жаждущие музыки молодые люди, хотя на лицах некоторых из них и читалось
недоумение.
И однако же, при всей его притягательности, с записями дела
у Бернстайна обстояли не лучшим образом, Орманди и Филадельфийский продавались
гораздо лучше[21], а в топ-лист продаж CBS он попадал редко – исключение
составляют «Рапсодия в стиле блюз» (в паре с «Американцем в Париже») и сюиты
Аарона Копленда «Парень Билли» и «Родео»[22]. Затраты на записи зачастую
оказывались саморазрушительными. Согласно профсоюзным правилам, если запись
производилась не за два дня до концерта, музыканты Филармонического должны были
получать за каждые пятнадцать минут работы столько же, сколько за полный сеанс
[23]. В итоге, запись Бернстайном его музыки к фильму «В порту», в паре с
сюитой из «Вестсайдской истории», обошлась компании в пятьдесят тысяч.
Шокированный маэстро заявил, что готов не брать рояльти до тех пор, пока эта грампластинка
не станет безубыточной (и к удивлению многих, так и сделал), однако и из других
его грамзаписей окупались лишь очень немногие. Если не считать Малера,
классические и романтические грамзаписи Бернстайна принимались плохо – на
основаниях и технических, и аналитических. Грамзаписи CBS грешили темнотой
звука, а интерпретациям Бернстайна недоставало теплоты Вальтера или ледяного
перфекционизма наделенного тонким слухом Джорджа Сэлла. И тем не менее,
несмотря на финансовые потери и нападки критиков, Бернстайн давал CBS то, что
ей требовалось – юношеский, дерзкий и сверхсовременный имидж. На стеллажах
классических грамзаписей CBS на целое поколение опережала RCA, глава которой,
Джордж Марек, все еще считал Тосканини «величайшим из когда-либо живших
музыкантов»[24]. RCA держалась за больших певцов и ухватилась за Вэна Клайберна
после его победы на московском Конкурсе имени Чайковского, однако ее звезды
старели и не шли в сравнение с Бернстайном и Гульдом, принадлежавшим обаятельному
лейблу Либерсона.
