Хотел из ее уст самолично услышать о смерти царевича. В душе надеялся заставить Марию принародно подтвердить, что Димитрий давно умер, а слухи о живом царевиче — ложь.
Ночь. Годунов переходил из палаты в палату, держа в согнутой руке горящую свечу. Блеклый свет падал на лицо Бориса. Оно было озабочено.
Следом за Годуновым шла жена Марья, дородная, грузная. Ее мучила одышка, и Борис злился.
Жалобно скрипели под ногами рассохшиеся половицы, кашляла царица. Миновали еще одну палату, — остановились у закрытой двери. Годунов толкнул ее и тут же увидел Марию Нагую, высокую, в черном монашеском одеянии. Она молилась. На скрип двери резко обернулась. Глаза их встретились.
— Здравствуй, царица Мария, — хрипло выдавил Борис.
— Не царица Мария перед тобой, государь, а инокиня Марфа, — сурово ответила Нагая. — Твоими стараниями, царь Борис.
Годунов стерпел.
— И ты здесь, Марья Годунова? — голос у Нагой сделался насмешливым. — Любуешься, до чего довели вы царицу Марию? Гляди, что сталось с женой государя Ивана, — монахиня, старица!
— Не юродствуй, Мария, — выкрикнула Годунова.
Борис отдал свечу жене, промолвил:
— Не надо попреков, Мария.
— Ты ждешь, Годунов, чтоб я все забыла? Нет! — Инокиня подняла руку. — На том свете помнить буду!
Борис дождался, когда она замолкла, сказал:
— Не виновен я, царица Мария, в смерти сына твоего Димитрия.
— Не виновен? — инокиня подалась вперед. — Не виновен, говоришь? А в Углич нас сослали не по твоему ли наущению? А в монастырь меня заточили не твоими ли происками? Вы, Годуновы, во всех моих бедах повинны. На вас грех! — Перевела дух, спросила строго: — Зачем потревожил меня, государь? Зачем велел в Москву привезти?
Годунов долго молчал, тер лоб, наконец вымолвил:
— Скажи, Мария, видела ли ты, как умер царевич Димитрий?
— Почто вопрошаешь? Аль не знаешь, что без меня это приключилось? Я мертвого уже целовала. К чему любопытство твое столь позднее, Борис?
— Царица Мария, не буду лукавить, может, известно тебе, злые люди слух пускают, что жив царевич.
— Жив? Димитрий? — Нагая отшатнулась, перекрестилась.
Годунов печально усмехнулся:
— Так это, Мария. Боле того, чудовский монах Отрепьев Гришка, бежавший в Литву, царевичем Димитрием назвался…
— Сын Димитрий, — шепнула монахиня.
— Сыскались такие, которые уверовали в того Димитрия. Особливо те, кто видел монаха, — продолжал Годунов.
— Сказывают, обличьем тот Отрепьев и впрямь на царевича смахивает, — вставила Марья Годунова.
Борис, заметив, как при словах жены вздрогнула Мария Нагая, сказал:
— Враки то! Я, царица Мария, просить тебя пришел, подтверди принародно смерть царевича. Скажи правду люду, он поверит тебе.
— Мне и впрямь поверит, — оборвала Годунова Нагая. — А вот тебе, государь, веры нет. И не проси, не буду я тебе заступницей, не хочу перед миром стоять. Монахиня я, и вели отправить меня назад, в обитель.
— Не желаешь? — взвизгнула Годунова. — Знаю, наша беда тебе в радость! — И замахнулась свечой.
Борис перехватил руку жены.
— Довольно, Марья! Царица Мария права. У нее — ее горе, у нас — наше.
Нагая зло рассмеялась.
— Скуратова кровь в тебе заговорила, Марья Годунова.
— Не надо попреков, царица Мария, — снова сказал Борис. — Не неволю я, прощай. Увезут тебя завтра в монастырь, молись! — И кивнул жене: — Пойдем!
* * *
Иноку Варлааму воротный мужик страху нагнал. Вечером встретил, когда тот из церкви ворочался, спросил с усмешкой:
— Варлаам, ась Варлаам, ты давеча похвалялся, в польской стороне бывал и в Литву хаживал. Уж не с самим ли царевичем?
Инок от воротного шарахнулся:
— Не вводи мя во искушение, но избави мя от лукавого!
И затрусил рысцой в людскую. А воротный вслед кричит:
— Чать, с Гришкой Отрепьевым знался!
Озноб пробрал Варлаама. На полати в людской влез, не перестает трясет. Спустился вниз, потоптался. Нет, не выходят из головы слова воротного.
Прокоротал кое-как ночь и, едва развиднелось, отправился в княжьи хоромы.
Голицын монаха встретил недовольно.
— Что ни свет ни заря?
Услышав рассказ Варлаама, однако, всполошился, крикнул челядина:
— Поди кликни Семку-воротного.
Челядина долго не было. Князь барабанил пальцем по столу. Едва челядин в горницу вошел, спросил нетерпеливо:
