— Какой он бледный, Элен. Это правильно, что он такой бледный?
— Чего же еще и ждать? — ответил голос леди Элен Биффен.
Эйдриан улыбнулся.
— Спасибо, что встретили меня здесь, — сказал он. — Я всегда думал, что смерть — это еще не конец. Надеюсь, мы останемся друзьями и в вечности.
Тут он с мгновенным раздражением сообразил, что, хоть и произносит слова вполне отчетливо, звучат они только у него в голове. Губы не шевелились, гортань оставалась неподвижной. Возможно, здесь существуют особые способы общения, которые ему еще предстоит освоить. Эйдриан мысленно задержался на этой возможности и с дремотным удовлетворением подумал о том, что теперь в его распоряжении бесконечность.
Окончательно пробудившись от грез, Эйдриан ощутил некоторое неудобство. Кровать показалась ему уж больно знакомой. Туалетный столик, стоявший рядом, он видел, и совсем недавно. Опершись на локоть, Эйдриан приподнялся, чтобы оглядеться получше, и пискнул — острая боль пронзила живот. Из соседней комнаты донесся торопливый топоток. Когда изнуренный усилием Эйдриан опал на спину, его посетила мысль, что он находится в том самом номере отеля «Австрийский двор», который занимал Мартин Сабо. Да и лежит в той же кровати, на которой сидел, с перерезанным горлом, Мартин.
— Эйдриан, тебе лучше не шевелиться, — сказал Трефузис.
— Да, — прошептал Эйдриан. — Прости.
И закрыл глаза, пытаясь сформулировать вопрос, однако сама суть такового ускользнула от него, и Эйдриан заснул.
Когда же немного погодя он снова очнулся, то обнаружил сидящего у постели Трефузиса.
— С добрым утром, Дональд. Если сейчас утро.
— Да, — сказал Трефузис, — сейчас утро.
— Выходит, я жив?
— Думаю, этот вывод мы вправе себе позволить.
— Какой нынче день?
— Среда.
— Среда. И давно я здесь?
— Не более нескольких часов.
— Всего-то? — удивился Эйдриан. — А пулю из меня уже вынули?
— Пулю? Никакой пули не было.
— Но в меня же стреляли.
— Да, в тебя стреляли, но никакой пули не было.
Эйдриан поразмыслил над этим.
— Почему же мне тогда так больно?
— Ты потерял немного крови. Думаю, какое-то время живот еще поболит. Пластырь, которым заклеили рану, будет стягивать кожу.
— Есть очень хочется.
— Руди тебе что-нибудь принесет.
— Ладно, — сказал Эйдриан и снова заснул.
Два дня спустя Эйдриан сидел в люксе «Франц-Иосиф» за роялем, продираясь через бетховенский менуэт. Перед ним стояли тарелка с бутербродами и стакан пива. Посреди комнаты были сложены его чемоданы, ожидающие того, кто снесет их вниз, в вестибюль отеля. Он ощущал себя достаточно окрепшим для долгого обратного пути в «вулзли» Дональда, однако Трефузис настоял на возвращении самолетом.
Живот заживал хорошо, мелкие ранки, с которых уже сняли ватные тампоны, зарастали свежей рубцовой тканью, и теперь Эйдриан мог притрагиваться к длинному мягкому ожогу на животе, почти не морщась.
Он опустил крышку рояля, распрямился. Эта боль, которую можно только приветствовать, ясная и резковатая, как «пильзнер», — куда лучшая, чем давящая, свинцовая тяжесть чувства вины, которую он ощущал столько времени, сколько себя помнил.
В дверь с силой постучали, вошел Саймон Хескет-Харви, а за ним — лучезарно улыбающийся Листер.
— Gruß Gott, — сказал Эйдриан.
— Как наш паренек?
— Паренек в порядке, спасибо, Дикон, — ответил Эйдриан. — Ждет не дождется возвращения домой.
— Дело хорошее, — сказал Саймон.
— Хорошее, — согласился Эйдриан, нащупывая в кармане пиджака бумажник с билетом.
В верхнем зале «Бараньей лопатки» был накрыт длинный стол. Найджел, бармен, под бдительным присмотром Боба, хозяина, разливал гостям суп. Во главе стола восседал Трефузис с Эйдрианом по левую руку от него и леди Элен Биффен по правую. Мартин и Штефан Сабо, Хэмфри Биффен, Дикон Листер, Иштван Молтаи, Саймон и Нэнси Хескет-Харви — здесь были все, переговаривавшиеся и посмеивавшиеся с истерическим дружелюбием собравшихся на рождественский прием бизнесменов. Пустовал лишь один стул в самой середине стола — с той его стороны, с которой сидела леди Элен.
— Но для чего были нужны все эти сложности? — выспрашивал у Трефузиса Эйдриан. — Почему ты не мог просто
