В четыре часа утра по просьбе Анны в ее комнате отслужили две мессы. Людовика предупредили, и он, несмотря на слабость, явился в спальню жены, встал на колени и молил Бога даровать ей счастливое разрешение от бремени. Но время шло, а ничего не происходило. В спальне уже стояла родильная кровать; давно были готовы комнаты для младенца, сплошь затянутые белым камчатным полотном, чтобы ребенок не ушибся, когда начнет ходить… Настал час королевского обеда; Анна просила супруга не изменять своим привычкам. Тот нехотя сел за стол в большой буфетной, вдоль которого выстроились придворные, и стал пить куриный бульон. Когда подали жаркое, в комнату ворвался слуга с криком «Рожает! Рожает!». Людовик вскочил, опрокинув стул, и помчался к жене. У дверей его встретила сияющая госпожа де Сенесей, которая торжественно провозгласила: «Сир, это дофин!» Повитуха госпожа Перонн показала отцу новорожденного «невероятной красоты и величины», как потом писала «Газета». (Гастон несколько переменился в лице, когда повитуха продемонстрировала ему неоспоримые признаки пола ребенка.)
Новость облетела весь Сен-Жермен. По обычаю король велел оставить открытой дверь спальни королевы. Все члены королевской семьи и придворные поздравляли Людовика XIII с наследником. Когда радость несколько улеглась, приступили к совершению обрядов: епископ Mo крестил младенца малым крещением. В час дня в часовне при старом замке отслужили благодарственный молебен, затем вернулись в новый замок. Счастливый отец не отходил от жены, только бегал несколько раз в детскую посмотреть, как дофина кормят и пеленают. Альвизе Контарини первым из иностранных послов пробился к королю, чтобы поздравить его от имени Венецианской республики; Людовик взял его за руку и, подведя к колыбели, откинул полог, чтобы тот мог разглядеть дофина: «Вот чудо, благодать Господа нашего, ибо лишь так можно назвать столь прекрасное дитя после двадцати двух лет брака и четырех выкидышей моей супруги».
Дорога из Сен-Жермена в Париж шла через Сену, но мост в Нейи был разрушен. Гонцам было заранее приказано не тратить время на паромную переправу, а подать условный знак: если девочка — сложить руки крестом, если мальчик — повертеть шапку над головой. Когда благая весть донеслась до столицы, губернатор Парижа и купеческий старшина распорядились закрыть все лавки и зажечь праздничные огни. Ликующая толпа высыпала на улицы; в богатых домах устраивали фонтаны с вином, из которых могли пить все желающие.
По приказу короля брат его обер-камердинера Лашене вскочил в седло и помчался в Сен-Кантен известить кардинала. Тот немедленно отслужил благодарственный молебен и мессу в честь короля. Его гонец доставил два письма — обоим венценосным супругам. «Сир, — писал он Людовику, — я в восхищении от рождения господина дофина! Надеюсь, что, поскольку он Феодосий[55], ведь это дар Бога Вашему величеству, он будет обладать всеми качествами императоров, носивших это имя… Не могу выразить своей радости!» В письме королеве он добавлял: «Желаю и хочу верить, что Господь даровал его христианам, дабы утишить смуту и принести благословенный мир». 8 сентября кардинал вновь высказывал королю свою радость, уверяя, что «Бог даровал его (младенца. — Е. Г.) миру для великих дел».
Повитуха показывает новорожденного дофина Людовику XIII. Гравюра А. Босса. 1638 г.
Шестого сентября на Гревской площади устроили фейерверк, а в соборе Парижской Богоматери отслужили торжественный молебен, на который все магистраты явились в красных мантиях. Монахи из Сен-Жермен-де-Пре прошли крестным ходом с мощами святой Маргариты. Во всех церквях пели хоры, фасады монастырей были иллюминированы, по всему городу палили из разных видов оружия. На следующий день все посланники иноземных дворов отправились в Сен-Жермен поздравлять его величество и его высочество.
В провинции тоже праздновали: иллюминация, пальба, балы, пиры… Но армия преподнесла своему королю совсем иной «подарок»: 7 сентября французы потерпели сокрушительное поражение в Стране басков, под Фонтаравией: когда в крепостной стене уже была проделана брешь и можно было идти на приступ, двенадцатитысячная армия рассыпалась и бежала от семи тысяч испанцев, побросав всю артиллерию и обозы, потеряв сотни погибшими, ранеными и пленными. Командующие, Конде и герцог де Лавалетт, сваливали вину друг на друга. Конде явился в Париж и заявил, что причиной разгрома стало малодушие Лавалетта, правда, не мог объяснить, почему сам он в решающий момент бросил армию и удрал в Байонну. Лавалетт прислал письмо, объясняя поражение бездарным командованием Конде. Понимая, что принца крови всё равно не накажут, Лавалетт, виноватый в гораздо меньшей степени, решил бежать в Англию.