Старший брат ответил не сразу, словно вопрос разбудил его, и, прежде чем говорить, ему нужно было окончательно очнуться и собраться с мыслями.
— Да нет, — вымолвил он. — Где-нибудь кто-нибудь остался.
— А знаешь, чего я еще подумал, — совсем тихо признался мальчик. — Может… может… мы и зря не пошли со всеми-то? Может, эти… в пузырях… и впрямь чего хорошего нам…
— Молчи, дубина, — беззлобно, но резко прервал его брат. — Хорошего! Чем больше бомб за пазухой, тем сильнее народу хорошего хотят, это уж непременно. Мне хорошее здесь нужно, а не где-то, и чтоб я сам его сделал, а не кто-то! Как они могут мне хорошего хотеть, не спросив, чего я сам хочу и как это хорошее понимаю?
— А как ты его понимаешь?
— Гниды… — сказал старший брат и встал. — Пошли, хватит лирики, — вдруг, осененный какой-то новой мыслью, он протянул мальчику ружье: — Подержи.
Мальчик снова принял грозный груз, казавшийся здесь, на лучезарном пляже, нелепым. Старший брат откинул капот и, чиркнув спичкой, зажег вынутую оттуда ветошь. Ветошь задымила, вяло разгораясь. Старший брат поболтал ею, пуская по воздуху петли удушливого дыма, а потом, когда ветошь разгорелась, кинул ее в мотор. Неяркое, но бодрое пламя брызнуло по деталям, выталкивая вверх черные струи.
— Вот теперь пошли, — сказал старший брат, вытирая руки о штанины, и забрал у мальчика ружье. Машина разгоралась, чудовищным грязным пятном чернея среди окружающей красоты. Мальчик неодобрительно сопел, то и дело оборачиваясь, пока деревья не заслонили грузовик.
— Гад ты, — сказал мальчик наконец. — Она нас спасла, увезла оттуда… одна-единственная ведь была! Сам говорил: скажи спасибо, скажи спасибо!.. — передразнил он. — А сам вон — сказал спасибо! — он махнул рукой в сторону медленно клубящегося дымного столба, встающего из-за деревьев.
— Хочешь, чтоб она гнидам досталась? — мягко спросил старший брат.
— Три болта они на ней забили! — возмутился мальчик. — У них у самих вон какие пузыри!
— Сам ты пузырь, — примирительно сказал старший брат и хотел привычно потрепать мальчика по голове, но тот отпрыгнул чуть ли не на другую сторону дороги.
— Нельзя так! — крикнул он. — Нельзя! Она нас спасла!
— Никогда ничего врагу не оставляй, — отрубил старший брат, потеряв терпение. — Потом заплачешь, да поздно будет.
Мальчик не ответил: заметно было, что эти слова его не убедили. Минут двадцать братья шли молча. Старший, жестко глядя перед собой, печатал шаги; сумка с патронами тяжело и неудобно моталась у него на боку. Мальчик с оскорбленным видом, руки в карманах, озирался по сторонам. И вдруг он остановился, вытянул руки и изумленно присвистнул:
— Смотри-ка… огонек!
Из-за деревьев светился окошком дом, пристроившийся в одиночестве поодаль от дороги. Старший брат встал, будто вкопанный.
— Тихо! — сразу охрипнув, сказал он. — Неужели кто-то остался? Как же мы не заметили, когда ехали?
И тут же сам понял, что, вероятно, огонь недавно зажгли — когда солнце ушло за горизонт.
— Ну, что? — не выдержал мальчик. — Идем?
— Идем, — ответил старший брат и решительно шагнул к дому.
Дело шло к ночи. Под плотными кронами было сумеречно и влажно, курилась дымка. Братья ступали беззвучно, но все же увидели хозяина дома одновременно с тем, как и он увидел их. Хозяин — кряжистый, жилистый, грузный, в расстегнутой светлой рубахе и широких брюках — сидел на ступеньках веранды и курил, явно наслаждаясь отдыхом после обычного трудового дня. Он вынул трубку изо рта и поднял брови, с удивлением рассматривая странную пару, крадущуюся к нему из леса.
— Вы почему не ушли? — отрывисто спросил старший брат.
— А вы? — ответил хозяин спокойно.
— Мы деремся! — почти выкрикнул старший брат с остервенением и гордостью.
— А мы живем.
— Вас много?
— Двое.
— Так почему же вы не ушли?
Хозяин пожал плечами.
— Ведь все ушли!
Хозяин снова пожал плечами и встал.
— Ужин и ночлег? — спросил он.
— Да, — ответил старший брат, помедлив, и откашлялся. — Вы правы. Мы устали, — он резко опустил ружье и сразу понял, как нелепо и мерзко выглядел, тыча стволом в человека, который, наравне с ним, не ушел на зов пузырей.
