Данилов посмотрел на него с улыбкой.
— Эх, папаша! Боится оторваться от троса. Одно слово — моряк. Эй, Нептун, принимай! — кричал Данилов и снова и снова бросал конец, но безуспешно. Ударяясь о палубу баржи, он, подхваченный ветром, соскальзывал за борт.
Расстояние до берега стремительно сокращалось. Еще минута-две — и, брошенная разъяренным морем на камни, баржа погибнет. Людей и ценный груз поглотит море.
Минута решала судьбу судна и его команды. Побледневший капитан-лейтенант сжал руками поручни мостика.
В тот момент, когда нос корабля поравнялся с кормой баржи, капитан-лейтенант крикнул в мегафон:
— Матрос Данилов, приготовиться к прыжку на баржу! Прыжок!..
Данилов ловко перевалился через фальшборт и, сильно оттолкнувшись, прыгнул. Секунда — и он опустился на палубу баржи. Тяжелая волна накрыла его, окатила с ног до головы. Данилов упал и ухватился руками за ножку лебедки.
Волна схлынула, и матрос, вскочив, начал быстро выбирать конец, к которому был привязан буксирный трос. Подтянув петлю стального буксира к себе, Данилов ловко набросил ее на гак. Корабль дал полный ход назад, буксирный трос натянулся, как струна, и баржа остановилась, замерла в нескольких метрах от роковых камней. Все это произошло почти в одну минуту. Еще один-два наката волны, один-два удара, и баржа оказалась бы выброшенной на берег и разбитой.
Утром корабль возвратился в базу. Когда были закончены швартовочные работы и на берег подан трап, командир объявил «большой сбор».
Матросы построились на корме. Нахимовец проскользнул по трапу на корабль и тихонько пристроился на левый фланг боцманской команды. Данилов заметил Бориса, страдальчески поморщился и безнадежно махнул рукой: «Подвел, не оправдал доверия!»
У Бори защипало в горле.
На палубу вышел командир. Приняв рапорт помощника, он обратился к экипажу:
— Спасая баржу, личный состав отлично исполнил свой долг. Особенно отмечаю матроса Данилова. Одна минута, в которую он сумел перепрыгнуть на баржу и закрепить буксир, явилась решающей для спасения судна. Буду ходатайствовать перед адмиралом о поощрении матроса Данилова.
Командир окинул строй подчиненных ласковым взглядом. Заметив в строю нахимовца, он чуть нахмурился.
— Нахимовец Похитайло, выйти из строя! — приказал капитан-лейтенант.
Боря, стараясь избежать взгляда командира, вышел из строя. «Ну, — мелькнула мысль у него, — наказание!» Он весь съежился, прижал руки к бедрам и замер.
Но командир словно забыл о нем и, шагнув вперед, оставил нахимовца за своей спиной.
— Товарищи матросы, старшины и офицеры, — торжественно произнес командир, — благодарю вас за отличное выполнение боевого задания.
Ряды моряков дрогнули. От трапа до кормового клюза точно пробежал легкий шорох, и вдруг воздух сотрясло многоголосое:
— Служим!.. Советскому!.. Союзу!..
Только Борис Похитайло молчал. Он стоял отдельно от строя моряков и, опустив голову, смотрел под ноги. Блеск стальной палубы корабля вызывал болезненную резь в глазах нахимовца. Две крупные слезинки скользнули по щекам и шлепнулись на носки ботинок.
Телефонный коммутатор все гудел и гудел. Беспрерывно открывались клапаны бленкеров. Маленькие, смуглые открытые до плеч руки девушки быстро, но изящно и плавно бегали, как по клавишам рояля, по панели и рабочему столу коммутатора. Телефонистка звонко кричала в раструб микрофона:
— Второй! 0-45? Занято. Алло! Говорю — занято. Не отрывайте от работы, товарищ. Ах, это Владик? Минуточку. Говорите? Кончили? Владик, вызываю 0-45. Спасибо, Владик. А какая картина? «Бродяга?» Очень хорошо, обязательно буду. 0-45 отвечает. Соединяю. Алло! Второй. Вызываю…
Маше Челкинцевой очень нравилась работа телефонистки на узле связи военно-морского гарнизона. Работа ответственная, засекречена — не каждому доверят такой пост. К тому же здесь так хорошо относились к ней! «Маша, Машенька, Машута», — доносилось по проводам со всех концов гарнизона. Всем она нравилась. Никому не отдавая предпочтения, Маша со всеми поддерживала добрые отношения. Правда, с офицерами она была строга, не допускала фамильярности, руководствуясь правилом: с начальством нужно быть осторожней. Но с матросами Маша была проста и даже разрешала не слишком длинные неслужебные разговоры. Если ее приглашали в кино, парк или театр, она не отказывалась, но ввиду того, что приглашений было много, ей приходилось прибегать к маленькой хитрости. Все кинокартины и спектакли Маша делила на две категории: интересные и неинтересные. Только на «интересные» она и соглашалась идти. Ходила Маша и на танцы, чаще всего с Владимиром Ямпольским — Владиком — одним из элегантнейших матросов части.
