Оба мужчины, охранявшие место приземления, кинулись вперед, один из них приподнял юношу, а другой отрезал лианы. Парень встал на ноги, широко улыбнулся и побежал в ряды танцующих. Мужчины принялись разравнивать землю, а тем временем из группы танцующих выбежал новый прыгун и начал взбираться на башню.
Один за другим в течение трех часов прыгали мужчины с башни, и каждый все с более и более высокой площадки. Они пролетали по сорок, пятьдесят, семьдесят футов. Среди них были не только юноши. Мы с Джефом делали съемки кинокамерой и фотоаппаратом с вершины башни, когда к нам проворно вскарабкался сгорбленный старик с морщинистой кожей и короткой белой бородой. Он встал на площадке на высоте восемьдесят футов и начал с воодушевлением размахивать руками. В течение нескольких секунд после его исчезновения в пространстве и до момента, когда площадка с грохотом обломилась и вся башня резко содрогнулась, мы слышали пронзительный смех. Старик смеялся, даже кувыркаясь в воздухе.
Но видимо, не всем участникам церемония была так же по душе, как этому старику. Один или два прыгуна потеряли самообладание, когда стояли в одиночестве на краю площадки, готовясь к испытанию своего мужества. Если призывные крики танцоров были бессильны заставить колеблющихся совершить прыжок, тогда оба помощника, стоявшие внутри башни, прибегали к весьма своеобразному способу убеждения. У них были с собой веточки дерева, листья которого вызывают очень болезненные ожоги. Но помощники не подходили с веточками к нерешительному прыгуну. Они хлестали ими себя, вопя от боли и умоляя его спрыгнуть, чтобы они могли прекратить самоистязание.
Только один прыгун так и не набрался мужества. Несмотря на крики своих помощников и вопли танцующих, он отступил от края площадки. Привязанные к его ногам лианы отрезали, и он спустился на землю с заплаканным лицом. Уолл сказал, что юноше придется внести несколько свиней в качестве штрафа, чтобы восстановить свою репутацию в глазах общины.
Когда подошла очередь самого последнего прыгуна, уже наступил вечер. Крохотный силуэт юноши вырисовывался на фоне неба в ста футах над нами. Много минут стоял он выпрямившись, сохраняя идеальное равновесие на площадке шириной не больше двух футов, размахивал руками, хлопал в ладоши и бросал вниз листья кротона. Далеко внизу певцы уже охрипли от многочасового пения, но, когда он наконец наклонился вперед и полетел к земле, описывая красивую дугу, они подняли неистовый вопль, помчались с танцевальной площадки через взрыхленный склон, подхватили прыгуна и понесли его на плечах. Кажется невероятным, что коленные и тазобедренные суставы могут выдержать сокрушающий рывок в тот момент, когда лианы внезапно дергают прыгуна назад, однако ни он, ни остальные участники этой церемонии нисколько не пострадали.
Долго не мог я понять смысла этой эффектной церемонии. Уолл, который сам был в молодости знаменитым прыгуном, рассказал мне следующую историю происхождения обряда.
Много лет назад в одной из деревень Пентекоста какой-то мужчина узнал, что жена ему изменяет. Он хотел схватить ее и избить, но она убежала и, пытаясь спастись, влезла на пальму. Муж поднялся вслед за ней до самой верхушки пальмы, и здесь они начали ругаться.
— Почему ты ушла к другому? — спросил он. — Разве я для тебя недостаточно хорош?
— Нет, — ответила жена. — Ты слабый и трусливый человек. Ты не рискнешь даже спрыгнуть отсюда на землю.
— Но это невозможно, — возразил муж.
— А я вот могу спрыгнуть, — заявила она.
— Если ты спрыгнешь, то спрыгну и я. Давай прыгнем вместе.
Так они и сделали. Но женщина для безопасности привязала себя за лодыжки к концу пальмового листа и осталась невредимой, а ее муж разбился. Мужчин этой деревни очень задело, что женщина обманула одного из них. Они выстроили башню во много раз выше той пальмы и стали прыгать с нее, чтобы доказать наблюдавшим за ними женщинам свое превосходство.
История, рассказанная Уоллом, вряд ли соответствовала истинному происхождению церемонии, но я не смог собрать достаточно данных для того, чтобы хоть как-то обоснованно судить о ее символическом смысле, если он действительно существовал. Я расспрашивал всех прыгунов по очереди, зачем они рискуют жизнью, участвуя в этой церемонии. Один сказал, что после прыжка он чувствует себя лучше, другой ответил более подробно, объяснив, что если у него болит голова или желудок, то прыжок обязательно снимает недомогание. По словам же большинства, они прыгают просто потому, что «здесь такой обычай».
