Люди на болоте - страница 58

- Вас только и ждали! - закривлялся Зайчик. Он крикнул Грибку: - Уже можно начинать!

- И правда, - подхватила Зайчиковы слова Сорока, - неужели до петухов ждать будем, пока соберутся все?!

Как бы разбуженные восклицанием Сороки, все зашевелились, заговорили: пора начинать! Грибок пошептался с криворотым - от красного рубца, что прорезал щеку и подбородок, - председателем сельсовета Дубоделом, спросил у присутствующих:

- Так, может, помолчим немного? И послушаем, что скажет нам начальство из сельсовета?

- Можно и помолчать... Пусть скажет!.. Тихо вы!.. - пошел говор по хате. Гомон стал утихать.

Начальство - молодое, с болезненно-костистым, бледным лицом, острыми плечами, с горячим, смелым взглядом - встало, одернуло широкую гимнастерку и начало с того, что, во-первых, от Олешницкого сельского Совета Юровичской волости передало приветствие всем трудящимся деревни Курени.

Дубодел переждал, пока утихли шум и аплодисменты, начатые Андреем Рудым, объявил:

- Во-вторых, мы приехали, чтобы поговорить с вами о разных делах. О нашей школе, - он кивнул в сторону учителя, - о налогах, конечно. А также - и о гребле. Про греблю тут должен был рассказать один из волости, но по той причине, что он не приехал, опять же буду говорить я...

- Предлагаю сначала заслушать d международном положении, - поднял руку Андрей Рудой.

Дубодел обвел людей глазами, твердо сказал:

- Международное положение я обрисую, когда буду говорить о налоге и гребле! Ясно?

Рудой кивнул:

- Ясно.

Но тут скопом набросились на Дубодела, стали жалить другие голоса, придирчивые, злые:

- А про землю, про передел - ничего? Делить когда?

- Переделили уже!

- Говорили - голову дурили! Обещанки-цацанки!..

- Какое ж теперь разделение?! - крикнул Хоня. - По такому снегу?

- Дождались!

Напрасно Грибок пробовал успокоить людей - гомон, возгласы возмущения, злость, смех бурлили в хате. Умолкли на минуту только тогда, когда Дубодел твердым тоном заявил, что землеустройство будет проведено весной. Но не успел он сесть, как шум закипел снова.

Учителю Желудку пришлось начинать выступление в этом шуме. Говорил он несмело, тихо, и сначала даже сидящие вблизи от него мало что слышали. На тех, кто шумел, начали шикать.

- Тихо вы! Дайте сказать человеку! - бухнул наконец Прокоп.

- Уже месяц, как в школе идут занятия, - учителю легче стало говорить, - а ходят в школу из Куреней только двое - Дятел Соня и Глушак Степан.

- Хорошо ему ходить, имея такого батьку! - перебил Хоня Желудка, и общий шум снова заглушил слова учителя Василя мало интересовало то, что говорил Желудок. Куда с большим вниманием следил хлопец за тем, кто появляется из сеней. Ганны все не было. Нечаянно взгляд его наткнулся на другую фигуру, и Василь сразу заволновался. Он не поверил, присмотрелся: нет, ошибки тут не было, в дверях стоял он! Василь невольно насторожился: вот кто, оказывается, должен быть из волости! Но чего он стоит у двери, впотьмах, не идет к столу? Прерывать собрание не хочет или желает послушать издали, незаметно?

- Пусть Степан из богатой семьи, - возражал учитель. - Но ведь в школу ходят и дети бедняков. Ну вот Дятел Соня из ваших, - Желудок кивнул головой на Андрея Рудого, Сониного отца. - Много детей бедняков ходят из Богуславца, из Глинищ. Я уже не говорю об Олешниках. В Куренях больше всего таких, которые не ходят в школу...

- А из Мокути много ходит?

- Из Мокути тоже не много... - признался Желудок.

- А из Хвойного?

- И из Хвойного. Им трудно добираться...

- А нам легче? Один черт, что из Куреней, что из Мокути!

- Когда мокро, так лучше на тот свет, чем в Олешники ваши!

Людей снова как бы прорвало. Желудку не давали слова сказать: говорили, кричали, не слушая ничего и никого.

- Пусть бы сам учитель сюда ходил, если уж так нужно...

- А кто мне за дитя мое работать будет? Ёсель юровичский?

- Сказал: олешницкие ходят! Кабы у нас была школа!..

- А кто будет строить школу? Платить за нее?

- В чем оно пойдет в мокрядь да в холод - голым телом светить?

- Хорошо говорить ему - на казенной получке!

- Мой так меньших смотрит всю зиму!..