— Как «корь»? — воскликнул Дуглас. — Это же детская болезнь!
Во взгляде старого Грима промелькнуло что-то удивительно нежное. Он улыбнулся, тут же покраснел до корней волос, на его голубых глазах выступили слезы смущения, и он поспешно ответил:
— Не всегда, не всегда: случается, что… Впрочем, теперь почти всё прошло.
И, увидев свой автобус, он с явным облегчением вздохнул.
— Теперь, к счастью, она почти здорова, — добавил он. — Ведь мы ускорили свой отъезд. Вы слышали? Мы едем в Новую Гвинею. Там нашли… а вот и мой автобус… челюсть… полуобезьяны-получеловека, понимаете, с тремя уцелевшими коренными зубами… Это слишком долго рассказывать…
— Это действительно очень интересно, — вежливо заметил Дуг.
— Интересно? Вас это в самом деле интересует? Мы хотим взять с собой двух кинооператоров, подумываем также и о журналисте. Разумеется, не для раскопок, а…
Волна пассажиров увлекла за собой старого учёного. И уже с площадки, прежде чем окончательно исчезнуть, он помахал Дугласу рукой.
— До свидания! — крикнул он и, улыбаясь, добавил что-то, что потонуло в шуме уходящего автобуса и могло означать «До скорой встречи!» или «Заходите!» — и исчез.
Дуглас сам растерялся от своих слов, в которых было так мало правды. «Что это я болтаю?» — подумал он и готов был уже рассказать, как всё произошло на самом деле; но в это мгновение Френсис, как игрушечный чёртик из бутылки, вскочила с дивана и с неестественным оживлением воскликнула:
— Но ведь это чудесно! Просто чудесно! Вы, конечно, согласились?
Она не отдавала себе отчёта, почему так говорит. Слишком долго длилось это невыносимое молчание, слишком долго пришлось ей напряжённо улыбаться, испытывая, как и всегда в такие минуты, ужас и головокружение, граничащее с дурнотой. Она почувствовала настоящее облегчение, когда Дуглас наконец сказал что-то, и вместе с тем это «что-то» больно укололо её.
— Значит, надо было согласиться? — спросил он.
У него был такой удивлённый и растерянный вид. Но его слова больно укололи её. Она повторила, на этот раз слишком уж радостно:
— Конечно, это чудесно! Вы не должны упускать такой возможности! Когда же они уезжают?
— Я ещё точно не знаю, — пробормотал Дуглас. Вид у него и впрямь был самый несчастный. — Недели через две, я полагаю. — Такой несчастный, что у Френсис на секунду сжалось сердце. Но он ведь ей тоже сделал больно, и ещё как больно…
— Звоните им! — вскричала она и весело побежала за телефонной книжкой. — Примроз 6099, — сказала она, передавая ему трубку.
Дуглас готов был возмутиться. Он открыл рот, чтобы сказать: «Что с вами такое?», как вдруг услышал:
— Вам пора переменить климат. Вы слишком засиделись в Лондоне.
Потом она не раз спрашивала себя с гневом и болью, что заставило её произнести эти слова. Не ревность же, в конце концов! Ей не было никакого дела до этой Сибилы. Пусть отправляется с ней, если ему так хочется. Мы же не влюблены друг в друга. И вполне можем расстаться на некоторое время. Мы совершенно свободны.
Дугласа словно обухом по голове ударили. «Слишком засиделись в Лондоне»… Так, значит, вот как она думает… Но почему же она ему не сказала об этом раньше? Он взял трубку и набрал номер.
К телефону подошла Сибила. Она не сразу поняла, что он от неё хочет. Какой журналист? Она же прекрасно знает, что Дуглас журналист, и ему незачем сообщать ей по телефону столь важную новость… Ехать с ними в Новую Гвинею? Но, милый мой Дуг… Что? Что? Вечно по телефону ничего не разберёшь. Заходите к нам, старина, если, конечно, не боитесь кори. Приходите, когда только сможете.
Он повесил трубку. Перед ним как в тумане мелькнуло лицо Френсис. Но она уже подавала ему куртку и плащ.
— Сейчас же отправляйтесь к ней, — проговорила она всё с тем же непонятным оживлением. — Надо ковать железо, пока горячо.
Несколько секунд они простояли друг против друга, не двигаясь, и в голове у неё пронеслось: «До чего всё глупо! Вот возьму и поцелую его сейчас. Слишком, слишком всё глупо. А что, если не отпускать его? Нет, он сделал мне больно, теперь всё, всё пропало, пусть уезжает!.. Ох, если бы он только швырнул свою куртку в угол и обнял меня!»
